|
Невыносимый Вася.
Какое-то время назад на слуху была фраза, брошенная как-то Григорием Салтупом: «Кто сказал, что Вася Фирсов невыносимый человек? Очень даже выносимый». Сказал он это, услышав нашу с Дмитрием Вересовым историю, которая случилась в 2002 году.
Мы похоронили нашего хорошего друга, приятеля и собутыльника Пааво Воутилайнена. Собрались на поминки в столовой на углу пр. Ленина и улицы Кирова. Сейчас там какой-то магазин. Вася Фирсов сидел за поминальным столом рядом со мной. Чем больше мы выпивали, тем чаще Василий обращался ко мне, как к самому ближайшему по столу собеседнику, предваряя свои обращения неизменным толчком в предплечье узловатым пальцем. Эта привычка сохранялась за ним всегда и, зная это, народ стремился сидеть от Васи поодаль, сохраняя свой суверенитет от Васиных посягательств на разговор. А разговорами «под стакан» он мог достать любого.
Застолье подходило к концу. Народ потихоньку расходился, но было еще не поздно и Саша Байер предложил нам с Димой:
- Я сейчас в мастерскую. Если хотите, приходите – допомянем Пашу, но от Васи как-нибудь избавьтесь. Не даст нормально поговорить.
Решено.
- Сейчас придем, - и мы стали обдумывать план «кидания с хвоста» Василия. Он, как чувствовал, от нас не отходил. Мы улучили момент и под предлогом «покурить», а Вася что-то зазевался, вышли на крылечко и махнули за угол здания. Осторожно выглянув, заметили, как растроенно крутит Василий головой, высматривая нас: «Надо же, какая досада! Проворонил, не углядел!!!» Он, конечно, не мог не заметить, что мы тайно ведем какие-то переговоры, о предмете которых трудно было не догадаться и потому, потеряв нас, Василий ринулся обратно в столовую. Мы ликовали и совершенно напрасно. Василий был не только сказочником, но и неплохим стратегом. Он нас раскусил и сделал «ход конем», вернувшись в столовую, что называется, «за посошком».
Озираясь, мы пересекли улицу и скрылись в тени тополей, окружавших роддом №1. Здесь успокоились, так как Васиного преследования не наблюдалось и, уже неспешно, побрели в мастерскую Байера, где Саша с приятелем, накрыв стол, дорезали овощи. Сели. Налили. И тут, на лестнице, ведущей в байеровский подвал, послышались шаги. На наших лицах на мгновение застыл немой вопрос: «Кто бы это мог быть?», который тут же сменился таким же немым ответом: «Вася нас вычислил!»
Через секунду в проеме двери нарисовался счастливый Вася:
- Ну, что? Хотели удрать от меня!?
Мы стали нелепо оправдываться. Мол, ты что, Василий? Так получилось и т. д. и, естественно, усадили его за стол. Здесь он показал себя с ожидаемой стороны: стал что-то рассказывать, яростно жестикулируя и тыча пальцем в соседское предплечье. Сначала – в одно, затем – в другое. До остальных дотянуться не мог. Наши мольбы и просьбы помолчать хоть немного напрочь игнорировались. Мы не выдержали. Не сговариваясь, подошли к Васе, ухватились сразу за все его четыре конечности, подняли и понесли к выходу. Вася рычал, как раненый лев, ругался последними словами, хватался за косяки дверей, стены – не помогло. Он с трудом, но уверенно плыл вверх по лестнице к выходу. Там мы его поставили на ноги и вытолкнули из подъезда. Вася отскочил на безопасное расстояние, на всякий случай видимо, и разразился целым каскадом ругательств в нашу сторону. Почему-то особую роль в содеянном он отвел мне, прокричав:
- А тебя, Лукконен, век не забуду!!!
Мы не стали ждать конца Васиного негодования, спустились в подвал.
Вековая Васина память закончилась через год, когда он, как ни в чем не бывало, зашел ко мне и мы уже не вспоминали этот случай. Но целый год Василий со мной не разговаривал, почему-то считая меня главным зачинщиком его выноса из мастерской Байера. Все забылось. И когда толпа Васиных друзей уже взаправду выносила его притихшее, смиренное тело из траурного зала, я вдруг вспомнил этот эпизод из Васиной жизни и повторил про себя Гришины слова: «Какой же, все-таки, ты выносимый невыносимый Вася».
Сказки для милиционеров.
Общеизвестно, что Василия Фирсова очень любили милиционеры. За что? Об этом-то и история.
При наших, достаточно частых, встречах, он через раз делился своими впечатлениями от проведенных в каталажке ночлегах. Старожилом стал в этих местах. А что? Жить-то ему все-равно негде было.
Итак: вынес я ему как-то раз пивка из «Теремка» (было такое питейное заведение, где любила собираться пишущая и рисующая братия). Самого его туда на тот момент не пускали. На это были свои весьма веские причины, о коих я слышал, но свидетелем инцидента, устроенном Василием в этом месте, не был, а потому говорить об этом не могу. Сели мы с ним на лавку под тополем на остановке. Сидим, пивко тянем, беседы говорим. Ведем себя очень скромно и тихо. Даже окурки в урну бросаем, а не как принято - куда попало. Уазик милицейский возле остановки притормозил. Ну и что из того? Мало ли ребятам понадобилось что-то в магазине, бывшем «Темпе», прикупить. Нет же. Прямиком к нам идут. И сразу к Васе.
-Пошли.
Вася безропотно встал и побрел в указанном направлении. К уазику.
Я же, как сидел с пивом в руке, так и остался сидеть, глядя уходящим вслед, пытаясь сообразить, что же произошло? Тогда еще не было закона о запрете распития спиртного в общественных местах. Во всяком случае, пиво пилось повсеместно и за это никого не арестовывали. За что же Василию такая «честь»? Пиво-то мы пили вместе...
Милиционеры препроводили Васю в заднюю арестанскую каморку уазика и уже усаживались на свои места, как я, сообразив все-таки, решил уточнить некоторые детали произошедшего. Подойдя к милиционеру, к тому, что был постарше в звании, поинтересовался:
-А почему его одного? Мы же вместе пили пиво.
-Иди себе, - был ответ.
Дверца захлопнулась, уазик, сердито уркнув, умчался, увозя Василия в родную каталажку. Я же остался на остановке в глубокой задумчивости.
Ничего не оставалось делать, как вернуться в «Теремок» и пожаловаться мужикам на этот беспредел.
«Теремок» оживился:
-Да они же Васю знают, как облупленного! Как завидят где, так и хватают!
-А что!? По ночам-то скучно дежурить, а тут Вася сказки им всю ночь рассказывает.
-Ему вообще опасно по городу ходить, любят его менты. Вот только не кормят и сигареты отбирают. А так тепло и сухо, сиди себе, сказки придумывай.
Любили наши милиционеры Васины сказки слушать. Говорю это, дабы не было кривотолков, что, мол, Василий все по алкогольному делу в каталажку попадал. Не так это было. Сам тому свидетель.
Фирсов, Василий Николаевич (1951 – 2010)
Василий Фирсов родился 19 ноября 1951 года в деревне Запань Вытегорского района Вологодской области. Работал штамповщиком на Онежском тракторном заводе, корреспондентом районной газеты "Прионежье". Заочно окончил филологический факультет Карельского педагогическогоуниверситета. В. Фирсов показал себя истинным наследником сказочной традиции русского Севера. В своих сказках он создал целую галерею народных характеров, по своему жизнерадостному, озорному мироощущению духовно близких героям С. Писахова. Опираясь на фольклорную традицию, В. Фирсов умело извлекает из сказочной ситуации поучительный для современника общезначимый смысл. Друзья называли его карельским Андерсеном. Критики и читатели ценили в его творчестве верность глубинным народным традициям, меткость русского слова, емкость образов и мудрость мыслей. После него осталось более 300 сказок, частично вошедших в 6 книг прозы, в том числе в особенно полюбившиеся ценителям сборники <Сказки деда Северьяна>, <Чужой домовой>, <Слово за щекой>, <Озорные сказки>. Жил он трудно, беспокойно. Но в отечественной литературе оставил след яркий, самобытный, неповторимый.
|
