.
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас Гость
Главная » Литературная страница [ Добавить материал ]


Как там, в Пудоже, дела? Лес стоит.
В зимнем саване бела речка спит.
Задремал мороз в больших тополях
И улегся снег в притихших полях.
А над Пудожем большая луна
Все печалится о чем-то она…
Может, вспомнила былое, как дым.
Времена, когда я был молодым.

Может, вспомнила туман над рекой,
Параходный дым над белой трубой.
Красный бакен поплавком на мели
И портовых кранов стрелы вдали.
Лес стеною над речною волной,
Голубое небо над головой.
Как черемуха в окошко глядит
И как утренний петух голосит.

Где-то там остались мама с отцом
И остался там родительский дом.
И черемуха давно отцвела,
А метель дороги все замела.
И кружится вьюга снежным столбом,
Накрывая Пудож белым крылом…
Красный бакен уж давно не горит,
Параходная труба не дымит.

Позову-ка я луну к себе в дом,
Скоротаем эту ночь мы вдвоем.
Вспомним пудожскую юность мою,
Я луне про Пудож песню спою.
А луна расскажет новости все:
Что и как, там, на родной стороне…
Посидит она в гостях и уйдет
И печаль мою с собой унесет.

Мне, что на душу бальзамом пролить,
Что по пудожской земле побродить.
Речка Водла широка и вольна,
Может с Волгою поспорить она.
А сейчас она смиренно лежит,
Ее сон крутой мороз сторожит….
Как там, в Пудоже дела? Рубят лес.
Нужен родине тот лес позарез.

2010 г.


Отпусти меня на волю утром рано
С первым ветром, с первым солнечным лучом.
Слишком долго собираться я не стану,
На дорогу лишь присяду за столом.
Я подставлю руки солнечному свету,
Отопьюсь водой холодной ключевой
И пойду бродить пешком по белу свету,
Навсегда расставшись с прошлою тобой.

Отпусти меня на волю ради Бога.
За окном туманы ранние легли.
Я тревожный сон оставлю у порога,
Разгадать его мы так и не смогли.
Мне подскажет ветер верную дорогу,
Обогрет я буду солнцем и луной,
Я оставлю здесь неясную тревогу,
Навсегда расставшись с прошлою тобой.

Отпусти меня на волю ночью темной.
В звездном небе я дорогу отыщу
К той реке свободной и широкой,
В ее волны я ладони опущу.
Поплыву по быстрому теченью,
Уходя под воду с головой
В той реке я утоплю свои сомненья,
Навсегда расставшись с прошлою тобой.

Отпусти меня на волю, дорогая.
Синим дымом я исчезну в облаках
И в разгар черемухово мая
Растворюсь в сиреневых цветах.
Я не буду больше тебе сниться,
Обернувшись, помашу тебе рукой.
Так, наверное, должно было случиться
Навсегда расстаться нам с тобой.

12 мая 2008 г



Я подарю тебе заботу,
Чтоб ты не знала одиночества.
Я подарю тебе дорогу –
Иди туда, куда захочется.

Твой дом наполню ожиданием
Шагов по гулкой, тихой лестнице.
Я подарю тебе свидание,
Чтоб ты могла с любовью встретиться.

В твой сон войду ночною птицей
И до утра останусь гостем
Я разбужу тебя зарницей,
Лучом немым упав на простынь.

Так чтоб соседи не услышали,
В окно я влезу целым небом
И растворюсь в твоей обители
И звездной ночью и рассветом.

Август 2006 г.


Мне приснился лебедь белый
С шеей выгнутой, красивой,
Как у девушки – невесты
В платье с голубым отливом.
Плыл он плавно, горделиво,
За собой манил куда-то,
Словно в сказочную небыль,
Где я в детстве был когда-то.
И я шел мечтой влекомый
Вслед за сказочною птицей,
По воде ступая тихо,
В мир доселе незнакомый.
Я увидел сад цветущий
Посреди большого поля,
Посреди большого леса –
Мир, давно меня зовущий.
Кто-то взял меня за руку,
Вел меня куда-то долго
И рассказывал мне что-то,
Про какую-то разлуку.
За разлукой будет встреча,
А при встрече будет радость.
Песня, мол, твоя не спета,
Подожди, еще не вечер.
… лебедь плыл со мною рядом,
Голос был его красивым,
Говорил со мною нежно… .
…и проснулся я счастливым.

Июль 2006 г.

Повесть о Пикку Хиили я написал в конце 80-х прошлого века. И только сейчас предлагаю на суд читателю, отбросив всякие сомнения по поводу ее незавершенности. В свое время я предложил Владимиру Михайловичу Данилову, известному детскому писателю, почитать эту поветь и высказать свое мнение. Мне казалось, что дядя Вова не станет лукавить и разнесет сей труд «по качкам», тем самым поставив точку на моем литературном поприще. Развеет мои сомнения. Но Владимир Михайлович не только поддержал меня, но и сделал свои корректировки текста, там, где это было необходимо сделать по его мнению. При этом сказал:
- Повесть можно публиковать, но сейчас это сложно. А если честно, то практически невозможно. Ты пока рисунки к ней делай.
Этот разговор произошел в самые «смутные времена» нашей истории, в середине 90-х, когда никто, кроме политиков и «братков», ни на что не надеялся, а для творческих людей периферийной России это было время забвения и ухода в «интеллектуальное подполье». Тогда я положил повесть в «стол».
Сейчас, наблюдая за развалом сельского хозяйства, уклада жизни сельского жителя, я понимаю, что данная тема не утратила своей актуальности. Когда-то, мелким пацаном, я видел заброшенную деревню. Большие двухэтажные дома были мертвы. Их окна поразили меня своей пустотой. Огороды, поросшие сорняками, завалившиеся изгороди, неухоженное кладбище – все это произвело на меня незабываемое и тягостное впечатление. В одном из домов мы с пацанами обнаружили маленькую прибранную светелку, где посреди комнаты стоял стол, покрытый чистой скатертью. На нем лежали конфеты и, кажется, печенье. Сейчас уже не помню. В углу светелки находилась икона. И все это на фоне абсолютного беспорядка нежилого дома. Я был потрясен увиденным! Мне показалось, что какая-то, скрытая от посторонних глаз жизнь, все-таки теплилась в тех стенах.
Этот эпизод из моей жизни, увиденные заброшенные поля, развалившиеся фермы, убитые проселочные дороги и рассказы отца о своей деревне Рехе на севере Карелии, давно несуществующей и живущей только в памяти последних ее жителей, легли лейтмотивом к повести о Пикку Хиили, что в переводе на русский означает – Маленький Уголек.

Владимир Лукконен

Владимир Лукконен

ПИККУ ХИИЛИ*-
житель покинутой деревни.

Печь давно остыла и из избы постепенно уходило тепло. Становилось холодно и сыро. Ветер выл в трубе, как голодный волк, а в оконное стекло барабанил и барабанил осенний дождь.
Опустел дом, а вместе с ним и вся деревня лишилась последнего жителя, который собрал свой нехитрый скарб, погрузил в лодку и отчалил от родного берега. Съежились ветхие домишки под беспрестанным дождем. Глядят глазами – оконцами на опустевшую дорогу да на хмурое почерневшее озеро.
Нигде никого.
- Апчхи-и! Бр-р-р, как холодно, - послышалось из печки.
Куча золы зашевелилась и из нее показалась черная голова. Она на некоторое время замерла, оценивая происходящее вокруг, затем сказала:
- Кажется, я остался один в этой холодной избе.
Немного подумав, добавила:
- Не нравится мне это! До сих пор я жил в печи и всегда был нужен людям. А что же теперь? Меня бросили! Бросили, как старую дырявую кастрюлю!
Да, Пикку Хиили, тебя действительно бросили. А ты и представить себе не мог, что это может когда-нибудь случиться. Ты думал, что никогда не придет то время, когда тебе перестанут радоваться дети, греясь на теплой печке, и что усталый лесоруб, вернувшись домой, не протянет к тебе закоченевшие на морозе руки, и что хозяйка не загремит кастрюлями возле тебя и уж никогда не подбросит тебе сухих поленьев. Поникла черная голова. От таких мыслей самый развеселый человек ударится в тоску, а Пикку Хиили был всего лишь угольным человечком.
Очень маленьким и хрупким угольком.
Он сидел в куче золы, уже успевшей вобрать в себя влагу. Сидел и не знал, что ему делать: то ли навсегда остаться в печной золе и потихоньку самому превратиться в золу, то ли бороться за свою никому не нужную жизнь.
- Вот уж нет! Золой я быть не желаю, - Пикку Хиили мотнул головой, стряхнув с себя пепел и остатки черных мыслей, и выбрался из печи.
Первое, что он решил сделать, это раздобыть где-нибудь дров и развести огонь. В углу за печкой валялся старый березовый веник – это ли не самые подходящие дрова для Пикку Хиили и он, разобрав веник на отдельные прутики, перетаскал их в печь. К счастью, в печурке остались спички, хозяин всегда их там хранил, и вскоре Пикку Хиили сидел у огня, наслаждаясь его теплом, весьма довольный собой и своей сообразительностью.
Вы сидели когда-нибудь у огня? Если нет, то обязательно посидите. Вы почувствуете, как притягивает к себе теплый домашний огонь, особенно когда в доме уже начинают сгущаться сумерки, а за окном льет и льет осенний дождь. Веселое потрескивание горящих дров и мерное гудение в трубе отвлекут вас от всяких неприятных мыслей, если, конечно, они у вас есть. Вы забудете, что на дворе холодно и сыро и что скоро придет долгая северная зима.
Вот так и Пикку Хиили сидел, наблюдая за веселыми язычками пламени, время от времени бросал в огонь прутья и думал:
- Теперь я каждый день буду разводить огонь. Люди ушли, оставив меня. А раз я здесь, то дом должен быть теплым и уютным. А люди? Люди вернутся. Обязательно вернутся.
Ранние осенние сумерки накрыли деревню и только в одном доме слабым мерцающим светом горели окна.

СОСЕД

Приближалась зима, и нужно было заготовить, как можно больше дров. Целыми днями, не покладая рук, Пикку Хиили таскал со двора все, что годилось на дрова. В амбаре он нашел немного картошки, а в печке соорудил что-то вроде кровати, приспособив для этого спичечный коробок, застлав его старым куриным пухом. И теперь, когда к зиме все было готово, Пикку Хиили мог посидеть у окна, наблюдая за тяжелыми тучами, которые, низко зависнув над землей, ползли, цепляясь своими животами за макушки елей. Он вдруг понял, почему беспрестанно идет дождь.
- Спилить бы все высокие деревья, тогда бы и дождь прекратился, - вслух подумал Пикку Хиили.
- Ты что, свихнулся?! – донесся хрипловато- писклявый голосок откуда-то сверху.
От неожиданности Пикку Хиили вздрогнул. Голос принадлежал рыжему таракану, который кряхтя и чертыхаясь спускался по отшлифованным до бела бревнам стены. Спустившись на подоконник, незнакомец ткнул одной из лап в стекло, показывая в сторону леса:
- Если ты хочешь знать, как раз на деревьях тучи и держатся! Деревья не дают им спуститься ниже. Каково же будет, если какой-нибудь болван, вроде тебя, спилит все деревья? Мы захлебнемся!!!
Поведение таракана привело Пикку Хиили в некоторое замешательство. Он хотел сказать, что вовсе не собирается спиливать деревья, что это все только предположения, но пришелец не давал ему и рта раскрыть. Заложив лапы за спину и яростно вращая усами, таракан бегал по подоконнику мимо ошарашенного Пикку Хиили.
- Ты не представляешь, что произойдет, когда вода, которая течет на нас чуть ли не целый год, обрушится разом! Будет самый настоящий потоп! Нет и нет! Лучше уж пусть она потихоньку капает. Какое нам дело до нее? Мы под крышей, здесь сухо и тепло, и …, - тут он остановился и, глядя прямо в глаза Пикку Хиили, резко изменившимся тоскливым голосом спросил:
- У тебя случайно не завалялось крошечки хлеба?
Хотя Пикку Хиили не доверял болтунам и подобным всезнающим красавцам, вместе с тем, он держался осторожно с незнакомцами. Кто его знает? Может этот парень не такой и плохой, как показался вначале? А с хорошим товарищем можно поделиться и последним куском хлеба:
- Пошли, я угощу тебя брусничным чаем и вяленым лещом.
- Замечательно! – воскликнул таракан.- Прошло несколько дней с тех пор, как я нашел последнюю крошку хлеба. Честно говоря, я уже стал готовиться в последний скорбный путь. О, если б я не встретил тебя!...
Дальше словоохотливый бедолага поведал о том, что могло с ним произойти в самое ближайшее время. Пикку Хиили только и оставалось сочувственно качать головой и поддакивать.
Таракан действительно был голоден. Он сразу проглотил предложенного ему пол-леща и выпил четыре наперстка чаю. Пикку Хиили испугался – не случился бы заворот кишок. Он слыхал, что людям, которые долго голодали, нельзя сразу много есть. От этого можно даже умереть… Но таракан не человек. Наевшись, он развалился возле огня, его глаза стали маленькими, разговорчивость прошла вместе с голодом, а на смену им пришла сытая лень.
- Послушай, как тебя зовут? – вдруг спохватился Пикку Хиили.
Но таракан уже сладко посапывал, подложив под щеку лапу, и только его длинные усы, как две антенны, качались из стороны в сторону.

ТАРАКАНЫ

Наконец выпал снег, и Пикку Хиили часто, сидя на подоконнике, любовался чистым белым полем, преобразившимся лесом, совсем не таким, как осенью – хмурым и не приветливым, а голубым. Небо радовало своей нежностью, а солнце по-зимнему большое наполняло избу розовым светом. В такие минуты Пикку Хиили был доволен жизнью, и, казалось, ничто не могло испортить его хорошего расположения духа. Правда, было одно обстоятельство, которое вызывало у Пикку Хиили тревогу.
С некоторых пор у его новоявленного соседа-таракана стали появляться товарищи. Скверностью своего характера они уступали разве что пиратам. Как только сгущались сумерки, и Пикку Хиили ложился спать, тараканы начинали бегать по дому, кричать и ругаться между собой. Все, что им попадалось на глаза, они пытались украсть, хотя в этом не было ни малейшего смысла, так как весь дом отныне принадлежал им. Но тараканий девиз «украсть значит выжить», вколоченный в их головы с самого рождения, выполнялся ими, как самая главная и необходимая заповедь. То, что они не могли украсть, например, дверную ручку или посудную полку, наглухо прибитую к стене, тараканы ломали, вкладывая в это неимоверные усилия. Надо признаться, иногда им удавалось довести дело до конца. Так они выкрутили лампочку, одиноко висевшую под потолком, и к всеобщему удовольствию сбросили ее на пол.
Но самое печальное было в том, что съестные припасы, которые Пикку Хиили заготовил на зиму, таяли прямо на глазах.
Однажды после того, как в доме не осталось ничего съедобного, наш старый знакомый таракан решил сходить в гости к Пикку Хиили, который к этому времени перебрался жить под печку.
- У него всегда найдется, чем угостить старого друга, - рассуждал таракан, переступая через спящих товарищей, которые спали, как убитые, после ночных похождений. Но Пикку Хиили не оказалось на месте и таракан хотел уже повернуть назад, как вдруг замер, словно пораженный электрическим током.
В углу, прикрытая старой рукавицей, лежала картофелина. Да, да! Огромная картофелина, при виде которой тараканьи усы превратились в две натянутые струны, а глаза – в большие горящие шары.
- Я же говорил, - прерывающимся шепотом прохрипел он. – Я же говорил, что у Пикку Хиили всегда что-нибудь да найдется для его бедного друга!
В животе у таракана заурчало от такого аппетитного зрелища. Он бросился на картофелину, как будто не ел уже сто лет и принялся так хрустеть ею, что спавшие неподалеку тараканы тотчас проснулись и, продрав ото сна глаза, кинулись на звук.
Пикку Хиили в это время выходил во двор за водой, а когда вернулся, увидел толпу разъяренных тараканов, волочивших его приятеля к огню явно не с добрыми намерениями.
- Что вы делаете?! – испугался Пикку Хиили.
- Сейчас мы его поджарим и съедим вместе с картошиной, которую он слопал, - съехидничал какой-то тип с подбитым глазом.
И это было похоже на правду. Тараканы не шутили. Тогда Пикку Хиили схватил свое ведерко и, растолкав рыжих хулиганов, кинулся выручать беднягу, от которого уже стало попахивать жареным. Он залил огонь и, размахивая пустым ведром, закричал:
- А ну, расходитесь!
Такого тараканы не ожидали. Они отскочили на безопасное расстояние, но, сообразив, что опасность не велика, вновь осмелели.
- Эй, ты! – заорали они. – Это не твое дело! Нашелся защитничек.
- А ну, ребята, бей его! – и, растопырив усы, они бросились на Пикку Хиили.
Да, в жизни случается всякое. Спасая жизнь своего товарища, Пикку Хиили рисковал расстаться со своей. Что он мог сделать с озверевшей толпой, которая, сверкая глазами, наступала со всех сторон, готовая разорвать его угольное тельце на тысячи кусочков. Самый разудалый воробей не рискнул бы вступить в схватку с такой компанией. И Пикку Хиили, схваченный тысячами лап, не способный шевельнуть ни рукой, ни ногой, поплыл в частоколе усов к порогу собственного дома. И уже в сугробе возле крыльца понял, что его просто-напросто вышвырнули на улицу. Не стали бить или рвать на куски, а выбросили вон, как выбрасывают ненужную вещь.

ГЛАВНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ ПЕЧКИ

Пикку Хиили сидел на крыльце своего дома. Сидел и ждал. Ему некуда было уйти. Он надеялся, что у тараканов проснется совесть и они впустят его в дом. Но тараканья совесть спала крепко, ни капельки не беспокоя своих хозяев.
Ночь глядела на Пикку Хиили мигающими звездами, а месяц посылал ему далекий голубоватый свет – это все, что они могли сделать для маленького, хрупкого человечка, который, постепенно обрастая инеем, примерзал к крыльцу. Он уже слышал нарастающие голоса ангелочков, видел, как они порхают вокруг него, размахивая крылышками. Он почувствовал, как они подхватили его и понесли, а потом вдруг стали больно тереть его щеки и дергать за ноги.
- Прекратите! – закричал Пикку Хиили и очнулся.
Вокруг него, вращая усами, как вертолетными лопастями, толпились тараканы.
- Мы думали, ты сейчас растаешь и превратишься в лужицу, - хохотали они.
- Вообщем, слушай, что мы тебе скажем, - сказал один из тараканов, очень похожий на предводителя. – На этот раз мы решили простить тебя. Но если ты еще раз нас разозлишь – снисхождения не жди!
- С нами шутки плохи!
- Знай наших!! – загалдели другие тараканы.
- Кроме того, - продолжал Предводитель. – Мы назначаем тебя главным смотрителем печки. Это очень ответственная должность! Ты должен вовремя разводить огонь в печи и заготавливать дрова впрок.
«Какие нахалы! – негодовал Пикку Хиили. – Они меня назначают».
Но делать нечего. Спорить с этими распоясавшимися хулиганами не было смысла, и Пикку Хиили побрел к печи, которая за ночь успела остыть.
Тараканы, устав от ночных развлечений, укладывались спать. И, когда, наконец, они угомонились, а Пикку Хиили достал спички, чтобы разжечь огонь, из дымохода послышался шорох.
- Кто там? – испугался Пикку Хиили и на всякий случай спрятался под перевернутую кастрюлю.
- Это я, Конопатый.
- Какой еще Конопатый?
- Какой, какой? Такой! – с этими словами из дымохода выскочил таракан. Черный, как головешка, он стоял, испуганно озираясь по сторонам.
- Все спят? – шепотом спросил он.
- Спят. А ты кто такой? – опять поинтересовался Пикку Хиили.
- Да я это! Конопатый! Не узнаешь что ли?
И только сейчас Пикку Хиили узнал своего приятеля, благодаря которому он и коротал всю ночь на улице.
- Спасибо тебе, дружище! Опять ты меня выручил, - затараторил таракан шепотом. – Гореть бы мне синим пламенем…
- Они тебя просто пугали, - твердо сказал Пикку Хиили.
- Откуда такая уверенность, приятель, - удивился Конопатый. – Ты не знаешь тараканов. Это негодяи из негодяев, которые способны на все.
- Значит, я зря тебя вытащил из огня.
- Как это, зря, - не понял Конопатый.
- Одним негодяем было бы меньше.
Таракан вдруг сделался серым. Но сейчас был не тот случай, когда эмоции берут верх над разумом, и он гигантским усилием воли подавил в себе накатившую, словно каток для укладки асфальта, обиду.
- Я не такой, как они, - пролепетал он, отвернувшись в сторону, и огромная слеза прокатилась по запачканной сажей щеке, оставляя за собой рыжий след.
- Не обижайся, - смягчился Пикку Хиили. – Не такие тараканы злодеи, как ты их описываешь. Вначале они погорячились, конечно, выгнав меня на улицу, но потом, все же, впустили в дом. Пожалели, наверное.
- Пожалели! – передразнил таракан. – Как бы не так! Они стали замерзать. Вот и решили тебя впустить, чтобы ты для них печку истопил. Хотят тебя главным топителем назначить.
- Смотрителем, - поправил Пикку Хиили.
- Какая разница, - раздраженно воскликнул Конопатый, но спохватился, вновь зашептал, озираясь по сторонам. – Рано или поздно ты опять им не угодишь и снова окажешься за дверью. Надо подумать, как от них избавиться и чем скорее, тем лучше.

ПОБЕДОНОСНАЯ ВОЙНА.

Конопатый долго не думал. Что–что, а пакостить он умел. У него всегда в запасе имелась какая-нибудь скверная идея.
- Пошли, только тихо, - шепнул таракан Пикку Хиили.
Они шли, взявшись за руки, замирая при любом подозрительном движении среди спящих тараканов. Но это были напрасные предосторожности. Тараканы спали так крепко, как могут спать только тараканы, и ничто на свете не могло их разбудить, пока они не выспятся и не проснутся сами. Ну, разве что какое-нибудь чрезвычайное происшествие. Поэтому Конопатый и Пикку Хиили благополучно добрались до окна и там, наконец, перевели дух.
- Начнем с этого, - Конопатый указал на толстого таракана, который мирно посапывал на подоконнике. – Открывай окно!
- Что ты придумал? – испугался вдруг Пикку Хиили, заподозрив недоброе в намерениях Конопатого.
-Ничего страшного. Просто кое-кому будет полезным погулять на свежем воздухе.
Толстый таракан все также посапывал, когда заговорщики подхватили его за лапы и, раскачав, бросили в искрящийся на солнце сугроб.
-Ай – я – яй!! – донеслось снизу.
Такая же участь постигла таракана с оборванным усом, потом с подбитым глазом, затем – хромого, а следом – худого. Никто из них не кричал и не ругался до тех пор, пока не падал в холодный и колючий снег, а там, внизу, проснувшись и сообразив, что с ним случилось, устраивал ужасный крик и вой.
Но этот шум заглушали толстые бревенчатые стены и внутри дома по-прежнему было тихо, а значит, Конопатому и Пикку Хиили ничто не мешало тащить следующего таракана и отправлять его к торчавшим в сугробе, как изюм в булке, товарищам.
Но было бы слишком легкомысленно надеяться на то, что сброшенные в снег простофили окажутся именно теми простофилями, которые будут сидеть в сугробе, ничего не предпринимая.
Друзья поняли свою оплошность, когда из дымохода один за другим стали выскакивать тараканы.
Да, Конопатый, затеяв этот великолепный план, совсем забыл о дымоходе, который служил ему убежищем и которым мог воспользоваться кто угодно для того, чтобы проникнуть в дом.
И тараканы воспользовались!
Роняя хлопья сажи, они прыгали из черноты печного дымохода, ругая на все корки жуткий мороз и того негодяя, который выбросил их в окно.
Они жаждали мести!
Конопатый, спасаясь от расправы, забился в щель, а Пикку Хиили, смирившись с судьбой, приготовился к самому худшему. Но дальнейшие события неожиданно приняли совсем иной оборот.
Здесь надо отметить, что кроме рыжих тараканов есть еще и черные. Они живут где-то в Австралии, а может быть в Африке, но это не важно. Важно то, что черные тараканы были злейшими врагами рыжих и между ними всегда происходили захватнические войны.
Предводитель, который спал в печке в спичечном коробке, проснулся от ужасных криков и спросонья решил, что случился пожар.
- Спасите!!! – закричал он, что было сил.
От такого крика, конечно же, проснулись и другие тараканы. Они забегали по дому, не понимая, что произошло, пока один из них чуть не сбил с ног перемазанного в сажу товарища.
- Война! На нас напали!! – завопил он, увидев перед собой черного таракана. И этот вопль окончательно разбудил остальных.
Тараканы на мгновение застыли, определяя, где затаился враг и когда, наконец, определили – бросились в бой. Пикку Хиили стоял, не смея пошевелиться, а мимо него со страшным воем и боевыми кличами пробегали рыжие тараканы.
- Бей черных! – слышалось то там, то здесь, и многочисленные тумаки обрушились на испачканных и продрогших собратьев. Черные и без того злые, обозлились еще больше и обрушили свой справедливый гнев на рыжих.
Да. Это было настоящее сражение.
Предводитель, спасаясь от пожара, забрался на потолок и только здесь понял, что никакого пожара нет, что просто-напросто началась война, а так как ни одна война не обходится без генералов, то он немедленно объявил себя таковым.
- Так их! – кричал он сверху. – Заходи с флангов. Слева! Справа! А теперь навались, ребята!!
Рыжие тараканы навалились со всех сторон. Они теснили неприятеля к печному дымоходу, раздавая затрещины направо и налево. Их было намного больше. Кроме того, отстаивая свою территорию, они проявляли массовый героизм и храбрость. А главное, с ними был их Предводитель, который, сидя на потолке, умело руководил боевыми действиями.
Черные отступали.
- Пленных не брать! – кричал генерал и, когда последний захватчик скрылся в печном дымоходе, он в восторге подпрыгнул, (чего не следует делать, сидя на потолке), его лапы лишились опоры, и генерал полетел вниз.
- А-а-а-а!!! – бац.
На этом сражение закончилось.
Возбужденные тараканы обступили своего Предводителя. Их, как самых настоящих солдат, украшали синяки и шишки, а их генерал все еще лежал на полу, раскинув лапы и усы.
- Молодцы, - еле слышно простонал он.
- Ура-а! – прокричали тараканы, подхватили Предводителя и водрузили его на перевернутую консервную банку. Они хотели услышать речь, посвященную победоносному сражению и, поддерживаемый двумя дюжими тараканами, Генерал-Предводитель произнес эту речь.
- Солдаты! – взволнованно начал он, нервно накручивая усы рядом стоящего таракана себе на пальцы. – От лица всех рыжих тараканов благодарю вас за службу и поздравляю с началом и окончанием кровопролитнейшей войны!
Чем дальше он произносил речь, тем больше распалялся.
- Ваше мужество достойно лишь самых храбрых воинов, каковыми вы и являетесь. Синяки на ваших боках – это вовсе не синяки, а награды за ваш ратный труд. Этими наградами вы можете гордиться, а я, ваш Генерал-Предводитель, горжусь вами!
- Слава Генералу-Предводителю!!! – заорали воодушевленные тараканы.
- Вам слава, солдаты. Я объявляю победу!
- Ура-а-а!!! – грянуло над толпой.
- А также трехдневное торжество!
- Ура-а-а!!! – грянуло с новой силой.
Но торжество омрачалось тем, что все съестные припасы Пикку Хиили кончились и тараканам, как выяснилось, нечем было отметить свою победу. Тогда Генерал-Предводитель распорядился развести огонь в печи для того, чтобы его солдаты могли хотя бы как следует погреться. Пикку Хиили работал за троих. Предводитель приказал не жалеть дров ради такого праздника, и парочка солдат-тараканов добросовестно следила за тем, чтобы приказ выполнялся.
Остальные сидели возле огня и беспрестанно хвалились друг перед другом подвигами, расписывая их до мельчайших подробностей. Один из приставленных к Пикку Хиили тараканов, услышал, как кто-то из сидящих у огня, хвалился подвигом, которого тот на самом деле не совершал.
- Это ложь! – возмутился таракан-надсмотрщик. – Тебя там не было. Этот подвиг совершил я!
Таким образом, он отвлекся от своих прямых обязанностей и на некоторое время потерял бдительность, что и повлекло за собой событие, в котором Конопатый чуть не лишился жизни в очередной раз.

ПЛЕННИК.

Конопатый, забившись в щель, все еще сидел там, гадая, не пора ли ему покинуть свое убежище. Он не мог понять, что же происходит наверху. Если возникший переполох среди тараканов был связан с его поисками, то, как случилось, что его до сих пор не нашли? Несколько раз по его спине кто-то пробегал, кто-то падал, споткнувшись о его усы, которые торчали из щели, так как им не хватило места в укрытии. Но он не догадывался о главном. Наверху шла война и, конечно же, никому и дела не было ни до него, ни до его усов.
Наконец возня и беготня стихли, и в наступившей тишине кто-то вновь споткнулся о торчащий из щели тараканий ус.
- Сюда! Скорее!! – во все горло завопил таракан-надсмотрщик, который потерял бдительность и поэтому споткнулся. – Смотрите! Неприятельский солдат. А ну, вытаскивай его, ребята!
Тараканы, прибежавшие на крик, схватились за усы Конопатого.
- Что случилось? – привлеченный шумом, спросил Генерал-Предводитель.
- Шпиона поймали! – загалдели тараканы.
- Какого шпиона? Докладывайте, как положено. Кого? За что? Все по порядку, - возмутился Предводитель, окончательно вошедший в роль генерала и возомнивший себя знатоком всех воинских уставов.
- Наиглавнейший Генерал-Предводитель, - предстал перед генералом таракан-надсмотрщик. – Это я его поймал. Он хотел скрыться, но от меня трудно убежать.
- Молодец! – Генерал-Предводитель не мог скрыть своих чувств и трижды расцеловал надсмотрщика. – Ты достоин награды, солдат. Сегодня же я велю поставить тебе хороший синяк. А теперь покажите мне лазутчика.
Бедняга Конопатый. Он так до сих пор и не знает, что сажа, которой он вымазался, сидя в дымоходе - это не просто сажа, а вражеский мундир. И по закону военного положения его, как шпиона, могут казнить.
- Ребята, я больше так не буду, - испуганно лопотал он, ошибочно полагая, что недовольство тараканов связано с его недавней проделкой.
Бедный, бедный Конопатый!
- Та-а-ак, - многозначительно протянул Генерал-Предводитель, осмотрев пленного. – С какой целью тебя забросили в наш глубокий тыл? Отвечай!
Конопатый не понял и еще жалобнее залопотал:
- Честное слово, я больше не буду.
Генерал-Предводитель, очень довольный жалким видом противника, продолжал:
- Кто главарь вашей шайки? Отвечай!
- Это больше не повторится. Никогда! – не замечая вопросов, твердил несчастный пленник.
- Сколько бандитов в вашей банде? Отвечай!
- Честное тараканье, я больше не буду. Чтоб я засох, - завсхлипывал Конопатый, вконец запутавшись.
Какие бандиты? Какая шайка? И что вообще означает этот допрос? Уж не играют ли тараканы в какую-нибудь ужасную игру? Такие игры они мастера придумывать. А вдруг… Тут ему пришла в голову страшная мысль. Что если действительно какая-нибудь шайка бандитов натворила что-нибудь и теперь ему, Конопатому, придется отвечать за это. А вдруг их грехи такие тяжкие, что…
Нет. Такого впечатлительная натура Конопатого вынести не могла. Свет померк в его глазах, и он рухнул на пол под ноги окружавшим его тараканам.
- Что с ним? – не понял Генерал-Предводитель.
- Он, кажется, потерял сознание, - доложил какой-то таракан, осмотревший Конопатого.
- Бросьте-ка его в тюрьму. Там он придет в себя.
- Слушаюсь! – рявкнули тараканы, подхватили бесчувственное тело пленника и поволокли к тюрьме.
Тюрьмой им служила обыкновенная пол-литровая банка, которая стояла на столе возле стены.
Пикку Хиили наблюдал за происходящим, страшно переживая. Он боялся, что тараканы опять захотят поджарить Конопатого, как это уже было. Но сейчас они были в приподнятом настроении и не торопились расправиться со своей жертвой. Тараканы праздновали победу. Может быть, они еще сжалятся над пленником и отпустят его. Кто знает, чего ждать от них в следующее мгновенье?
И чего никак не ожидал Пикку Хиили – произошло.
Тараканам заметно надоело хвастаться подвигами. Они заскучали. Надсмотрщики, следившие за Пикку Хиили, куда-то исчезли и вообще, в поведении тараканов наблюдалась какая-то медлительность и сонливость.
И вдруг Пикку Хиили все понял. За окном светило солнце! А когда на дворе день – тараканы должны спать, но случившаяся война не дала им, как следует, выспаться, и теперь сон берет свое.
Тараканы засыпали.

ПОВЕРЖЕННОЕ ВОЙСКО.

Пикку Хиили осторожно пробрался к банке – тюрьме. Тараканы, как и до войны, мирно храпели.
- Конопатый. Конопатенький. Ты живой? – постучал он по стеклу банки.
Конопатый лежал на дне тюрьмы, не подавая никаких признаков жизни.
«Он, наверное, спит, как и другие тараканы,» - и Пикку Хиили постучал громче.
- Конопатый, а ну, вставай!
Таракан подпрыгнул, сел и ошалело завертел головой.
- Не бойся, это я, - успокоил его Пикку Хиили.
- Я вижу, что это ты. Но ответь мне, как я оказался в банке?
- Неужели ты ничего не помнишь?
Таракан не ответил. Он подошел к стеклянной стене и попытался вскарабкаться на нее. Его лапы соскользнули, и он шлепнулся на пол. Нет, из этого ничего не выйдет. Тогда Конопатый изо всех сил подпрыгнул, пытаясь достать до края банки. Но, увы, горлышко стеклянного сосуда, как вершина вековой ели, оказалось недосягаемым для таракана. Падая, он ударился головой.
- Пикку Хиили! – взвыл он. Ты собираешься когда-нибудь вытаскивать меня из этой проклятой банки. – Или подождешь, когда этим займутся тараканы!
- Сейчас я что-нибудь придумаю.
Пикку Хиили сбегал к печке, возле которой валялся общипанный веник, ухватился за хворостину и, так как эта хворостина была для него, как бревно для обыкновенного человека, с огромным трудом перетащил ее к банке.
- Держи.
Конопатый осторожно, чтобы не шуметь, подхватил конец хворостины, опустил на дно своей тюрьмы и благополучно выбрался наружу.
- Неужели я на свободе! Пикку Хиили, ты настоящий друг.
- Да будет тебе, - смутился Пикку Хиили. – Лучше подумаем, что нам делать дальше.
- Что делать? Ха! Он еще спрашивает, что делать? Делать то, что не доделали. Иначе нам не сдобровать.
- Но…
- Правильно! И как мы раньше не догадались. Пока в печке горит огонь, дымоходом никто не сможет воспользоваться. За работу, Пикку Хиили! Натаскай побольше дров.
Пикку Хиили хотел возразить. Его мягкому, отходчивому характеру было свойственно прощать старые обиды, но теперь речь шла о свободе, а может быть и о жизни его товарища, а значит мешкать нельзя ни секунды.
И Пикку Хиили бросился к печке.
Огонь запылал с новой силой, а у окна уже копошился Конопатый. Он никак не мог справиться с толстым-претолстым тараканом, которому, видимо, снилось, что он опять в сражении и, поэтому яростно размахивал кулаками.
- Пикку Хиили, помоги же. Куда ты пропал? – позвал Конопатый.
Вдвоем они затащили таракана на подоконник и...
- А-а-а!!! – послышалось напоследок.
До самого вечера друзья таскали тараканов. Трудились, как грузчики в порту при разгрузке теплохода, который вот-вот должен отойти от причала. Кроме того, Пикку Хиили приходилось поддерживать огонь в печи. Он бегал, как белка в колесе, и под конец так устал, что еле-еле передвигал ногами. Подкинув в очередной раз хвороста в огонь, он споткнулся и упал прямо в коробок, где спал ни о чем не подозревающий Генерал-Предводитель.
- Караул! Нападение! – заголосил военноначальник, призывая своих солдат на помощь.
Но, к счастью Пикку Хиили и Конопатого, к Предводителю уже никто не мог придти на выручку. Все его солдаты к тому времени сидели в сугробе под окном.
Генерал остался один.


КРЫСЫ.

Шли дни за днями. Казалось, что зиме не будет конца. За окном выли метели, трещал мороз. Но иногда выдавались яркие солнечные дни и с крыши к земле тянулись тоненькие прозрачные сосульки. Эти сосульки радовали сердце, как первые весточки долгожданной весны. Как только появлялась свободная минута, Пикку Хиили забирался на подоконник и считал их.
- Раз, два, три, пять. Сегодня уже пять сосулек! – обрадовано сообщал он Конопатому, которому вообще-то было все равно, сколько сосулек висит сегодня и сколько их будет завтра. Их ведь нельзя съесть, а если и съешь, то запросто подхватишь ангину.
- Если бы там висели не сосульки, а сосиски, - ворчал Конопатый, - или хотя бы морковки, то я, конечно, порадовался вместе с тобой. А здесь чему радоваться? Тому, что сегодня их пять, а не четыре. Будь их хоть сто четыре – какой с того прок?!
- Чем больше сосулек на крыше, тем теплее на улице и тем скорее мы сможем выходить во двор.
- Интересно, что мы забыли во дворе, когда снегу намело под самые окна?
- Тем более надо выходить, пока лежит снег. А когда снег растает – будет много воды и нам придется ждать, пока она высохнет.
Конопатый ничего не понимал:
- Ты можешь толком объяснить: что нам можно делать во дворе, пока лежит снег, и чего мы не сможем делать, когда будет вода.
- Видишь ли, осенью в амбаре еще осталась картошка…
- Картошка?!! – подпрыгнул Конопатый.
- Ну да.
- Тогда, скорее к амбару!
Пикку Хиили не пришлось уговаривать Конопатого, как это случалось раньше, когда требовалась помощь по хозяйству. Конопатый работал за двоих. Он махал лопатой с таким усердием, что казалось работал не Конопатый, а снегоуборочная машина. Все глубже и глубже он вгрызался в плотный осевший снег, пробивая тоннель к амбару.
Вскоре его лопата наткнулась на деревянную дверь.
- Как же мы ее откроем? – отдуваясь, воскликнул Конопатый. – Это же столько снега надо перелопатить!
- Зачем? Здесь где-то есть лазейка для кота. Ты копай влево, а я вправо.
И друзья опять принялись за работу.
- Пикку Хиили, сюда! – через некоторое время послышался радостный крик. – Вот она, кошачья лазейка.
Конопатый первым ввалился в амбар. За ним - Пикку Хиили. Темнота накрыла друзей и только запах плесени говорил о том, что они в помещении.
- Пикку Хиили, - Конопатый вдруг заговорил шепотом. – Мне кажется, что мы здесь не одни.
- Кому же здесь быть?
- Не знаю, но я чувствую, что на меня кто-то смотрит.
- Это тебе кажется, - успокоил товарища Пикку Хиили. – В такой темноте действительно может что-нибудь показаться. Надо сходить за спичками и лучиной.
Друзья вышли из амбара и устремились по снежному тоннелю к дому.
Дома Пикку Хиили залез на печку, чтобы взять спички, а Конопатый принялся отламывать лучину от сухого полена, как вдруг…его спина ощутила чей-то взгляд. Он обернулся к двери и остолбенел.
На него смотрела здоровенная крыса.
- А-а-а!!! – пронзительно взвизгнул таракан и в одно мгновение оказался на потолке.
Пикку Хиили выглянул на крик.
В приоткрытую дверь нескончаемой вереницей шли крысы. Страшные, огромные, прыгая через порог, они стучали по нему длинными, облезлыми хвостами, а их глаза внимательно осматривали избу.
Сколько же их? Пикку Хиили не пытался даже считать. Он застыл от страха перед чудовищной серой массой, заполнявшей его дом.
«Мы погибли, - думал Пикку Хиили. – Они зимовали в амбаре, а мы привели их за собой. Теперь они не уйдут. Здесь намного лучше коротать зиму, чем в сыром и холодном амбаре».
Крысы пришли в дом, как хозяева. Они рыскали по углам, забирались на стол, где опрокидывали банки и сбрасывали их на пол. Банки, падая, разбивались, и это крысам очень нравилось. Когда не осталось ни одной банки, они опрокинули кастрюлю и тоже сбросили со стола. Она полетела вниз и угодила прямо на спину зазевавшемуся Крысу.
- Ай-я-яй! – заголосил тот от боли и негодования.
На него совершили покушение, а по крысиным законам за покушение или нанесенную обиду обидчик вызывался на поединок.
- Кто?! Кто этот негодяй?! – орал в бешенстве Оскорбленный Крыс, мечась под столом. – Я вызываю его на поединок!
Из собравшейся толпы вышел молодой Задиристый Крыс и с подчеркнутым пренебрежением заявил:
- Я готов оторвать хвост у этого сморчка, если он еще не передумал.
- Да я тебя в порошок сотру! – оскалился Обиженный Крыс и бросился на обидчика.
Крысиный бой. Это надо видеть! Это надо почувствовать! Какой азарт! Какое стремление победить! Кому же не хочется быть первым среди остальных? Кому же не хочется обладать лаврами победителя? И они дрались. Дрались постоянно. Стоило какому-нибудь Крысу нечаянно наступить на хвост другому, как тут же завязывался поединок. Чаще всего поединки заканчивались общей дракой.
Поединщики в пылу поединка не замечали никого вокруг, и если кто-нибудь из зрителей по неосторожности слишком близко подходил к дерущимся или кого-нибудь выталкивали на арену сзади стоящие болельщики, то тут же он получал нечаянный удар от одного из дерущихся. Оскорбление налицо, а то и прямо на лице. Оскорбленный тут же вступал в поединок, но не с одним, а сразу с двумя обидчиками. Постепенно в драку втягивались все зрители, и тогда тумакам не было счету. После таких поединков их участники долго не могли придти в себя, а как только заживали синяки и шишки, тут же кто-то вновь нечаянно наступал кому-то на хвост, и новый поединок захватывал всех.
Так случилось и на этот раз.
Оскорбленный Крыс, изловчившись, схватил Задиристого Крыса за хвост и что было силы начал крутить его над головой, как дубиной. Стоявшие вокруг болельщики отпрянули, но некоторые из них, все же, не успели отскочить от вращавшегося со стремительной скоростью Крыса и были сокрушены мощным ударом.
Оскорбленные крысы бросились на поединщиков и драка превратилась в обычное побоище, в которое постепенно втянулись все остальные так или иначе оскорбленные крысы.
Пикку Хиили стоял за печным выступом, не смея шелохнуться, а внизу метался серый клубок, изрыгающий крики, визги и вопли, которые слились в один неописуемый вой.
- Пикку Хиили!
Пикку Хиили скорее почувствовал, чем услышал, что кто-то его зовет. В сплошном вое и грохоте невозможно было что-нибудь расслышать.
- Пикку Хиили, как хорошо, что ты догадался спрятаться, - через старые валенки, поленья и еще что-то, чем бывает богато запечье, к нему пробирался Конопатый. – Правда, мне пришлось изрядно побегать прежде, чем я тебя нашел. Но это лучше, чем видеть тебя внизу. Хорошо, что ты здесь, хотя печка – не самое надежное укрытие. Крысы имеют дурную привычку везде лазить, рано или поздно они заберутся и сюда.
- Что ты предлагаешь? Я же не могу, как ты, сидеть на потолке.
- Ты прав, но надо что-нибудь придумать.
Конопатый заложил лапы за спину и сосредоточенно забегал по свободному от валенок пространству.
-Нет! Моя голова ничего не соображает, когда так шумят, - занервничал таракан. – Это просто невозможно спокойно переносить. Мне кажется, что от такого шума сейчас рухнет потолок.
- Сходи и скажи им, чтобы перестали шуметь, - грустно пошутил Пикку Хиили. Он не терял присутствия духа, хотя ему угрожала нешуточная опасность. В любой момент на печке могли появиться крысы и тогда… Но об этом лучше не думать.

СТАРЫЙ ПАУК.

Голова Конопатого разламывалась на части. Впервые в жизни он не мог ничего придумать, впрочем, ему никогда и не приходилось ломать голову над подобной задачей. Одно дело придумать какую-нибудь пакость, а другое – найти выход из такого, казалось, безвыходного положения. С крысами шутки плохи, от них не избавиться так просто, как от тараканов. А уходить из родного дома кому же хочется? Хотя может это и есть тот единственный выход. Может быть. Но этот выход оставался на самый крайний случай, когда ничего другого не удастся придумать. Шло время, а мысли, тем не менее, в голову не лезли. Ни Конопатому, ни Пикку Хиили.
- Ничего мы не придумаем, - махнув лапой, сдался таракан. – Нам придется уходить отсюда. Конечно, если крысы не растерзают нас по дороге. Как ты думаешь?
Но ответа Конопатому услышать не пришлось. Тугая петля обхватила его поперек туловища и, с силой рванув, свалила с ног.
- Попался! Ты думал я тебя не найду. Тебе придется все-таки отвечать! Я тебя проучу!
Оторопевший Пикку Хиили еще не успел осмыслить произошедшее, как Конопатый был скручен, словно кокон, старым сердитым Пауком.
- Что вы делаете? – спохватился он. – Отпустите его сейчас же.
- Отстань, - не поворачивая головы, проворчал Паук.
- Но вы можете объяснить?
- Объяснить!? – взревел Паук. – Я должен объяснить!? Это он пусть объяснит, зачем ему понадобилось рвать мою сеть. О, моя сеть! Всю зиму я ее вязал, а этот паршивец в одно мгновение превратил ее в жалкие лохмотья.
- Но я не знал, что это сеть, - прохрипел Конопатый.
- Молчи, негодник! По-твоему это была хозяйственная авоська!
- Может нам удастся починить вашу сеть, - попробовал оправдаться за друга Пикку Хиили. – Вы только успокойтесь.
- Я спокоен. А вот тебе не стоило бы заступаться за такого прохвоста.
- Это почему же?
- Да только потому, что он таракан. Этим все сказано. Но впрочем, это меня не касается. Мое дело – сидеть в углу и вязать сети. И охота! Больше меня ничего не интересует.
Паук на секунду замер, как будто к чему-то прислушиваясь, затем продолжил:
- Но я видел, что здесь творилось совсем еще недавно. Я терпел все тараканьи безобразия, оберегая свои сети, и когда, наконец, решил расставить их, этот негодяй загубил всю мою работу. За окно его, к остальным!
- Конопатый – мой друг, - опять вступился за товарища Пикку Хиили.
- Друг? Ха-ха-ха!! Таких друзей надо гнать от себя подальше.
- Друг познается в беде и Конопатый достоин быть другом.
- Может быть, - вспыльчивость Паука поутихла, а успокоившись, он ясно расслышал крики и вопли, доносящиеся снизу. – Что это за шум? Как будто все мухи и комары с ближайших болот разом залетели в дом.
- Крысы, - со вздохом ответил Пикку Хиили. – Вы разве не знаете? Они ворвались в дом и устроили здесь целое побоище.
- Нет, я ничего не знаю. После того, что твой друг натворил, свет померк в моих глазах.
И чтобы убедиться, Паук подошел к краю печки и поглядел вниз.
- Да-а, самые настоящие крысы. И по всему видно, что скоро они не оставят здесь бревна на бревне, а когда они доберутся до вас, то я вам не завидую.
- Вот именно, - опять прохрипел Конопатый из своего кокона. – Быть может, вы меня развяжете и мы вместе подумаем, что нам делать. Ведь это и ваш дом.
- Ладно, так и быть. Но отвечать за оборванную сеть тебе все равно придется.
Паук размотал кокон и Конопатый, наконец-таки, смог вздохнуть полной грудью.
- Вот что я вам скажу, - немного поразмыслив, сказал Паук. – В соседнем доме живет кот Парамон. Он такой же старый охотник, как и я. Мы с ним встречались в последний раз прошлым летом и он жаловался, что охотиться стало очень трудно. Мышей он всех переловил и теперь ему приходится промышлять птицей.
- А тараканами он не промышляет? – насторожился Конопатый.
- Тьфу, ты! – сморщился Паук. – Кому ты нужен? Твоими усами подавиться можно. Ну, так вот, - продолжил он, - надо сходить к Парамону и все ему рассказать. Уверяю вас! Через пару дней в этом доме не останется ни одной крысы.
- Ну что же, нельзя терять ни минуты. Сейчас же в путь. Но как выбраться наружу? - Пикку Хиили опять задумался.
- Конечно через дымоход! – нашелся Конопатый.
- Правильно, - согласился Паук.
И все трое, не теряя времени, поспешили к краю печи.
Крысиная драка достигла уже той критической точки, когда дерущиеся ничего не соображая и не видя перед собой, лупили кулаками наугад. Они лупили все подряд, что, по их мнению, представляло хоть какую-то опасность: будь то ножка стола или собственный хвост. Многие из них, самые неудачливые и неповоротливые, валялись на полу. Они только повизгивали, когда кто-то из дерущихся наступал им на хвост или лапу. И, конечно же, никто из них: ни те, кто еще отупело дрался; ни те, кто валялся на полу, лишившись остатка сил – не могли заметить, как Пикку Хиили, Конопатый и старый Паук пробирались к устью печи.
- Вы подождите здесь, - сказал Паук, а я поднимусь вверх по трубе и спущу вам веревку.
Очень скоро шорох в печном дымоходе затих и только сажа хлопьями падала на головы друзей, а потом упал и конец веревки.
Пикку Хиили, не мешкая, ухватился за него и подтянулся. Никогда ему не приходилось лазить по веревкам и это занятие, надо признаться, давалось ему с большим трудом. Конопатый заметил это и, так как он лазил по отвесным стенкам, а значит и по веревкам с такой же легкостью, как ходил по полу – поспешил на помощь другу. Казалось, трудному подъему не будет конца. Сажа лезла в нос и горло, мешала дышать. Конопатый, снизу подталкивая Пикку Хиили, не забывал давать ему советы:
- Не раскачивайся, ты же не на качелях. Подтянись на руках, поддерживай себя ногами. И не наступай мне на голову!
Наверху Паук помог Пикку Хиили выбраться из трубы, следом выскочил Конопатый.
- Отсюда дом Парамона хорошо виден, - сказал Паук, обращаясь к Пикку Хиили. – Вон там за пригорком. Видишь?
За пригорком виднелась изба. Полузанесенная снегом, она торчала из земли покосившейся крышей, над которой возвышалась такая же покосившаяся труба.
- Вижу, - ответил Пикку Хиили.
-Я тоже, - поддакнул Конопатый, которому так не терпелось поскорее отправиться в путешествие.
- А тебе совсем не обязательно его видеть, - заметил Паук. - Пикку Хиили сходит
к коту один, а ты будешь чинить сеть.

КОТ ПАРАМОН.

Переступив порог дома, в котором жил кот, Пикку Хиили в нерешительности остановился. Его глаза, еще не отвыкшие от ослепительного солнечного света, не различали ничего вокруг. Пикку Хиили присел на порог, чтобы хоть немного дать своим глазам привыкнуть к сумеркам, а заодно и передохнуть.
Путь был не близкий и опасный. Над головой все время кружилась какая-то птица и кто ее знает, что у нее на уме. Пикку Хиили был совершенно уверен в том, что он не съедобен. Но птица этого не знала, а по незнанию могла его и съесть.
К счастью, все обошлось.
Пикку Хиили сидел на пороге незнакомого дома и прислушивался к тишине. Но как он не напрягал слух, дом упорно молчал, не издавая ни шороха, ни звука.
«Похоже на то, что здесь никого нет», - подумал Пикку Хиили и встал с порога. Тут же его взгляд уперся в предмет, стоящий прямо на пути.
- Как я не осторожен. Я должен был это предвидеть.
Перед ним стоял крысиный капкан…. Поодаль, раскрыв свои ужасные пасти, стояли еще несколько таких же капканов, готовых проглотить любого, кто наступит на их ржавые языки.
Но где же хозяин?
Кроме капканов, здесь ничто не напоминало о его присутствии.
Печь была холодна, как прибрежный камень, а нетронутая пыль, которая лежала повсюду, говорила о том, что в доме давным- давно никто не делал уборку.
- Наверное, Паук ошибся, - подумал Пикку Хиили и хотел уже отправиться в обратный путь, как вдруг ему послышался едва различимый шорох, похожий на шелест бумаги.
Пикку Хиили замер, но тишину полутемного дома больше ничто не нарушало.
- Неужели послышалось? Даже если это и так, я должен обследовать весь дом. Хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что здесь действительно никого нет.
Дом оказался пуст. Пикку Хиили осмотрел все. Каждый угол, каждый закуток был тщательно обследован. Он заглянул даже в самовар, валявшийся под скамьей, но, кроме сухих мух, там никого не оказалось.
Потеряв всякую надежду найти хозяина, Пикку Хиили направился к выходу и тут он заметил лестницу, ведущую на чердак.
Удивительно, но чердак был наполнен светом. Свет исходил от керосиновой лампы, возле которой в кресле сидел кот.
Как ни странно, но кот не обратил внимания на вошедшего.
«Неужели у него настолько притупилось чутье, что он не чувствует присутствия постороннего? - с удивлением подумал Пикку Хиили. - А лестница? Она так скрипела, когда я по ней карабкался, что этот скрип можно было услышать в соседнем доме. А кот ничего не слышал?»
Пикку Хиили молча стоял, разглядывая кота, который сидел в кресле и внимательно изучал газетный лист. На его носу поблескивали кругленькие очки, а возле стопами громоздились газеты и журналы.
«Он еще и плохо видит», - снова подумал Пикку Хиили. – Разве с таким слухом и зрением можно быть удачливым охотником?».
Но Пикку Хиили глубоко заблуждался, рассуждая так о коте, которого видел впервые, и полагая, что перед ним самый обыкновенный старый кот.
В отличии от других котов, праздно живущих и забавляющихся ловлей мышей и крыс только ради своего удовольствия, кот Парамон относился к охоте весьма серьезно.
Охота его кормила!
Он же не мог рассчитывать на подачку от хозяина – хозяин давно уехал, бросив Парамона доживать свой век в никому не нужной деревне. Не мог он поживиться и на помойке, как это делают очень многие коты. Все здешние помойки давно заросли травой и там, кроме проржавевших консервных банок, ничего не было. Ловить мышей, как их ловят все коты в мире, Парамон не хотел.
Он умел читать! Поэтому он знал, что для ловли мышей существуют капканы и мышеловки и в душе смеялся над воображаемыми собратьями, проводившими ночи напролет возле крысиных нор в ожидании какого-нибудь неосторожного грызуна. Кроме того, он узнал из газет, как можно поймать рябчика с помощью силка или как лучше ловить рыбу, даже не замочив лапы. И потому, проверив силки и капканы, он сидел на чердаке, копаясь в куче пожелтевших от времени газет и читал, читал, читал.
Это были старые газеты.
Откуда у Парамона могли взяться новые? В деревне не было почтового отделения, где бы он смог выписать для себя корреспонденцию. Хотя и раньше, когда здесь жили люди, он не мог ее выписывать. Во-первых, у него никогда не водилось денег, чтобы заплатить за подписку. Во-вторых, ни один уважающий себя почтовый служащий не выписал бы квитанцию коту, якобы умеющему читать. Скорее всего, он прогнал бы кота или даже побил его и больше никогда не пустил в помещение почты.
И все-таки раньше он имел возможность почитать свежие новости. Когда его хозяин засыпал в кресле, утомившись от чтения, то обычно газета вываливалась из его рук и падала на пол, где Парамон спокойно мог ее полистать. Собственно, он так и пристрастился к чтению.
Из газет он узнавал массу интересных вещей. Например: он узнал, что где-то живут коты, о которых заботится государство, специально для них производя продукты питания.
«Надо же, - думал Парамон. – Чем не жизнь? Купи в магазине мешок еды и лежи на печке. Захотелось есть – пожалуйста, кушай. Наверное, там все коты очень упитанные и степенные и уж, во всяком случае, не дерутся из-за колбасной кожуры».
Или, например: он узнал, что есть коты, которые выступают в цирке. Но к этому Парамон относился скептически:
- Подумаешь, артисты. И что здесь такого – на задних лапах ходить или мяукать, когда прикажут? Вот капкан зарядить они точно не смогут. Это тебе не «аля-оп» - можно и без лап остаться.
Конечно, Парамон читал не только о котах. Его интересовало все: и то, сколько собрано пшеницы и каков урожай картофеля и то, что Пиночетовский режим пошатнулся, а американские солдаты хотят взять в плен генерала Норьегу, который где-то спрятался и не желает сдаваться.
Весь мир лежал перед Парамоном в груде старых газет, а под сводом его чердака проносились вихри международных событий. Каждый день Парамон ясно слышал то пулеметные очереди, то гул проснувшегося вулкана. Он, то стоял в очереди за куриными горлышками, то тянулся к недосягаемой вершине Эвереста. Иногда он голодал перед Белым домом за компанию с каким-нибудь обиженным американцем или сидел возле целлофановой палатки на Красной площади вместе с другими бездомными.
И, конечно же, в этом потоке событий, в которых Парамон принимал самое активное участие, он не мог услышать скрипа лестницы и, конечно же, не обратил никакого внимания на взлохмаченную голову, появившуюся из чердачного проема.


ГЛУПАЯ ВОРОНА.

- Кхе-кхе! – громко прокашлялся Пикку Хиили.
Но кот продолжал читать газету, не обращая внимания на гостя.
- Здравствуйте!! – еще громче сказал Пикку Хиили.
Кот отпрянул от газеты. Замер, прислушиваясь, не показалось ли ему, потом резко повернулся и безмолвно уставился на вошедшего.
Пикку Хиили немного смутился.
- Меня зовут Пикку Хиили. Я ваш сосед, - начал он не совсем уверенно. – Вам привет от старого Паука, который…
- От паука? – перебил кот.
Мысленно он находился на борту стремительно уходившего под воду корабля, о крушении которого только что прочел в позапрошлогодней газете. Он так же мысленно пытался надеть на себя спасательный жилет, чтобы не утонуть вместе с кораблем и, конечно же, не понял, о каком Пауке идет речь.
- От старого Паука, вашего знакомого, - пояснил Пикку Хиили.
- Да, да, - пробормотал кот, вылезая в иллюминатор. – Что-то такое припоминаю.
И, наконец, когда холодная морская вода приготовилась проглотить его вместе со спасательным жилетом, кот хлопнул себя по лбу:
- Ну как же! Старый мухолов! Помню, помню. Сколько же мы с ним не виделись?
- С прошлого лета, - напомнил Пикку Хиили.
- Совершенно верно. Прошлым летом старый Паук подарил мне сети и помог их расставить. Кстати, они до сих пор висят, – Парамон указал на паутину, натянутую в углу. – Как он поживает?
- Как вам сказать? - Пикку Хиили подумал, что не стоит начинать разговор с крыс, захвативших его дом. Лучше всего поговорить для начала о чем-нибудь другом. Ну, например, о делах хозяина.
- Хорошо поживает, - продолжил он, - а как ваши дела?
В глазах Парамона засветился лукавый огонек. Он уселся в кресле поудобней и предложил Пикку Хиили одну из стопок газет вместо стула.
- Пошел я, как-то раз, промышлять рябчика…(необычный ответ на вопрос «Как дела?». Но кот не обратил внимания на недоуменный взгляд Пикку Хиили). Выбрал две рядом стоящие елки подальше в лесу. Привязал к ним длинную жердь из молодой елочки, но вначале обрубил все ее сучья, кроме двух – посередине. Их концы соединил. Получилась арка, в которой я аккуратно укрепил петлю из тонкой проволоки. Осталось подвесить приманку на концах жерди.
Тут все и случилось.
Проходя под аркой на другой конец жерди, я оступился. В тот же миг петля затянулась на кончике моего хвоста и я повис над землей.
- Хорошо, что на кончике хвоста, а не на шее, - заметил Пикку Хиили.
- Вот именно! Но мне от этого не легче. Как выбраться из этой петли? Будь она не ладна! Я напряг свой мозг, пытаясь что-нибудь придумать, но бесполезно – голова отказывалась соображать.
Вдруг слышу:
«Как же это тебя, голубчик, в капкан занесло? Кот, а такой неосторожный».
«И откуда эта ворона взялась? – думаю. – На всю округу теперь опозорит».
«Не капкан это вовсе, а приспособление для вытягивания хвоста!» - ляпнул первое, что на ум пришло.
«Давай, давай, заливай», - хихикнула ворона.
«Не веришь, ну и лети себе дальше. Не мешай».
Но ворона была очень любопытной и, к тому же, глупой.
«А зачем тебе длинный хвост?» - поинтересовалась она.
«Как зачем? Мух отгонять, по деревьям лазить. Да, мало ли еще, где он может пригодиться. А если бы я был птицей, то мой хвост был куда красивее, чем у павлина. Видела павлина?»
Ворона замешкалась:
«Да… Видела я его как-то тут».
В моей голове что-то щелкнуло…
«Послушай, - говорю. – А твой хвост смотрелся бы намного красивее, чем у павлина».
«Ты думаешь?»
«Конечно!!!»
«А ты еще долго будешь вытягивать свой хвост?»
«Нет. Я уже хотел вылезать отсюда, да вот с тобой заболтался».
«Тогда держи лапу».
Она помогла мне подняться на жердь и освободиться из петли, а я, в свою очередь, помог ей. Затянул потуже петлю на ее куцем хвосте и осторожно опустил.
Серая была на седьмом небе. Она висела вниз головой, раскачиваясь на ветру, вне себя от восторга.
Поверь, никогда в жизни я не видел более глупой картины. Ха-ха-ха!
Я слез с дерева, ха-ха-ха и отправился домой, хе-хе-е, а она, ой не могу, осталась вытягивать свой обрубок, ха-ха-ха-а!!!
Кот давился от смеха и финал его истории получился немного скомканным. Пикку Хиили смотрел на кота, на его дрожащий от хохота хвост и тоже не выдержал, захохотал вместе с ним.
- Ха-ха-ха! Ворона, наверное, уже превратилась в павлина.
- Мне кажется, - хрипел кот, - она лишилась и того, что имела. Хи-и-и! Хо-о-о! Ой, не могу, держите меня, ха-ха-а-а-а!!!
Как хорошо, что первое впечатление бывает обманчивым. Случается так, что люди зачастую делают поспешные выводы, полагаясь на свое впечатление от первой встречи, от первого знакомства.
Первое впечатление может одних развести после первого же разговора и они уже никогда не возобновят попытку поговорить еще раз. Других сделает врагами. Ведь можно запросто поверить человеку, который сразу тебе понравился, но на самом деле при ближайшем знакомстве он окажется обыкновенным прохвостом, умеющим показать себя, создать о себе впечатление. Бывает и наоборот: человек мрачный и не разговорчивый в последствии окажется отзывчивым, веселым и интересным собеседником.
Пикку Хиили радовался, что зря сомневался в способностях кота Парамона. У кота, кроме цепких лап, была еще и голова, которая неплохо соображала. Он умел находить выход из, казалось бы, безвыходного положения.
Вдоволь нахохотавшись, Пикку Хиили рассказал Парамону о цели своего визита. Упоминание о крысах развеселило кота еще больше. Он ликовал:
- Крысы!!! О, как я соскучился по крысам и мышам! Это мое самое любимое блюдо. Я припоминаю, как когда-то облизывал хвостики, но это было так давно, что я уже успел забыть их вкус. Пикку Хиили, скорее в путь! Мне не терпится нормально пообедать. От рябчиков и воробьев у меня не проходит изжога.
Кот бегал по чердаку, бросая в дорожный мешок капканы, какие-то проволочки, веревочки. В конце концов, он схватил большую мышеловку и подбежал к Пикку Хиили:
- Я готов. В дорогу!
И они направились к выходу.
Кот торопился. Пикку Хиили не успевал за ним, он был намного меньше кота, кроме того, он имел всего две ноги, а кот – четыре.
- Парамон, вы не могли бы идти чуть-чуть помедленнее? – взмолился Пикку Хиили, когда совсем выбился из сил.
- О, друг мой, если мы будем ползти, как черепахи, крысы, чего доброго, разбегутся и я останусь без обеда.
- Не беспокойтесь. Они обязательно дождутся вас.
- Послушай, садись ко мне на спину, - резонно заметил кот. - Ты весишь не больше мышиного хвоста и мне не составит труда довезти тебя до дому.
Это было разумное решение. Пикку Хиили забрался к коту на спину и устроился в мышелове, поскольку более удобного места не нашлось.
Парамон бежал ровной рысцой по белому полю. Над головой ярко светило солнце, предвещавшее скорую весну, а в безоблачном голубом небе…маячила одинокая птица.
- Опять эта птица, - вырвалось у Пикку Хиили.
- Что? – не понял кот. – Какая птица?
Он поднял глаза туда, куда смотрел Пикку Хиили, и замер.
- Загрызи меня крыса! Это же та самая ворона, про которую я тебе рассказывал.
Ворона, плавно описав дугу над головами путешественников, опустилась поодаль.
- Куда путь держим? – язвительно поинтересовалась она.
Парамон, никак не ожидавший этой встречи, растерялся и от волнения пробормотал:
- В Эфиопии страшная засуха.
- Ну и что? – ворона насторожилась.
- А то, что скоро и у нас наступит засуха.
- С чего это ты взял? Уж не павлины ли прилетели? – ворона определенно намекала на недавнюю историю.
И Парамон этот намек понял. Вместо куцего вороньего хвоста торчал жалкий огрызок.
- Павлины тоже прилетят, - очень серьезно произнес кот, - а пока вот только эти, - он показал на мышеловку. – Африканские мыши! Сегодня утром я поймал одну и, бросив все дела, отправился разыскивать тебя. Ведь у меня больше нет знакомых, которых я бы мог предупредить о надвигающейся беде.
Ворона от удивления приоткрыла клюв. Только сейчас она заметила, что в мышеловке сидит какое-то странное существо.
«Африканская мышь», съежившись, глядела сквозь прутья мышеловки на ворону и вороне вдруг представился ужасный крокодил, о котором она слыхала от залетного журавля и которые наверняка придут следом за мышами и павлинами вместе с засухой.
- Кар-р-р!!! – испуганно каркнула ворона и бросилась к ближайшему лесу, изо всех сил хлопая крыльями. Она торопилась поделиться этой страшной новостью со своими подругами.
Пикку Хиили прыснул со смеху. Он отлично справился с ролью, отведенной ему котом. А Парамон смотрел вслед улетающей вороне и думал:
«Если все вороны в лесу так же глупы, как эта, то надо ждать большого вороньего перелета к северному полюсу».
Но теперь уже ничего не исправишь. Ворона скрылась и Парамон, махнув хвостом, побежал дальше. Вскоре его мысли вернулись к предстоящей охоте на крыс.


КЛЯТВА КОНОПАТОГО.

Конопатый был очень огорчен тем, что ему пришлось остаться в доме, переполненном крысами. Он долго смотрел вслед своему другу, проклиная и Паука и его сети, в которые он угодил совершенно случайно. Он любил путешествовать, но подходящей компании ему никто никогда не составлял, а отправляться в дальнее путешествие в одиночку было делом рискованным, поэтому до сих пор Конопатый довольствовался тем, что бродил по дому из угла в угол, от стены к стене. А это, согласитесь, может очень скоро наскучить даже таракану и любой таракан (а тем более, Конопатый) не отказался бы от возможности прогуляться до соседнего дома в компании с закадычным другом.
Но, увы, Пикку Хиили шел один по снежному полю и его фигурка постепенно превращалась в маленькую точку пока, наконец, совсем не исчезла из виду.
- Пошли что ли? – проскрипел Паук своим скрипучим голосом. – Не ждать же их здесь, на крыше. А за работой и время быстрей пролетит.
Ох, как не любил Конопатый это слово. Работа! И где это видано, чтобы тараканы работали?! Их дело – на печи лежать, пакостить и воровать, больше они и делать – то ничего не умеют.
- Я не могу работать! – решительно заявил Конопатый.
- Как?!! – опешил Паук, не ожидавший такой наглости от таракана.
- А так! Не могу и все. У меня нет способностей. Я не муравей!
- Ах, ты мерзкое насекомое!!! Ах, ты…! – старый Паук негодовал. – Прохвост! Сейчас я научу тебя работать!
- Но-но, вы не имеете права на меня кричать, - перешел на официальный тон таракан, но старый Паук с прямотой и бесцеремонностью отставного прапорщика схватил его и связал так же, как в прошлый раз.
- Это насилие!! – завопил таракан, пытаясь вырваться, но от такого опытного охотника, как старый Паук, вырваться еще никому не удавалось. – Террорист! Я буду жаловаться!
- Жалуйся, - не стал возражать Паук и потащил Конопатого к черному колодцу печной трубы.
Крысиная драка заметно поутихла. Крысы валялись по всей избе и только кое-где самые стойкие из них лупили друг друга, но уже не так ожесточенно, как вначале. Их движения чем-то напоминали движения космонавтов, находящихся в невесомости и, казалось, что они вовсе не дерутся, а дружески похлопывают друг дружку по спине, по голове или еще по какому-нибудь месту. Во всяком случае, так показалось Пауку, когда он выглянул из печки.
Ему, закаленному жизнью старому охотнику, было невыносимо больно смотреть на избитых в бессмысленной драке крыс.
Он плюнул, ругнулся самым скверным ругательством, которое у него имелось про запас на самый крайний случай, взвалил на себя таракана и полез вверх по стене к черному от копоти углу.
- Вот что, приятель, - сказал Паук, благополучно добравшись до своего угла и подвешивая Конопатого к крюку, вбитому в потолок. – Будешь висеть до тех пор, пока не исправишь своего поведения и не научишься уважать чужой труд.
- А как же ты узнаешь, что я исправился? – съехидничал Конопатый.
- Как? Как? – растерялся Паук, но тут же нашелся. – А так. Ты должен: во-первых, попросить у меня прощения; а во-вторых, пообещать, что больше так не будешь.
- Ах, ах, ах, - Конопатый заметил замешательство Паука и еще больше заехидничал. – Дорогой, Паучок, извините меня, пожалуйста, я больше так не буду. Клянусь своими усами и пусть они отвалятся, если я нарушу свою клятву.
- Я с тобой не шучу! – снова рассердился Паук. – Повисишь денек, другой – по- другому заговоришь.
- Это произвол! – возмутился Конопатый. – К тому же я хочу есть.
- С голоду не умрешь. Я буду кормить тебя сушеными мухами. Их у меня предостаточно.
- Что?! Мухами?! – вскричал таракан. – Я не ем мух! Я травоядный!
- Не хочешь – не надо. Насильно тебя никто кормить не будет, - Паук отвернулся от таракана и принялся чинить оборванную сеть, не обращая больше внимания на протесты Конопатого.
Таракан же, выбившись из сил в надежде освободиться и, наконец, поняв, что это бесполезно, напоследок объявил голодовку и затих.
Как раз в это время дверь распахнулась и в избу, распушивши хвост наподобие шомпола для чистки орудийных стволов, ворвался кот Парамон. Весь его вид говорил о том, что он готов вступить в схватку с полчищами крыс, но картина, открывшаяся перед ним, озадачила кота.
Крысы валялись по всей избе, не реагируя на его появление. Им было все равно. Заявись сюда хоть сотни котов, они валялись бы точно так же.
Парамон стоял посреди неподвижных крысиных тел. Его охотничий азарт мгновенно остыл.
- Говорил же я, что надо спешить, - сокрушался он. – Кто-то опередил меня. Что мне теперь делать с этими дохлыми крысами?
- А они вовсе и не дохлые! – крикнул из угла Паук, очень обрадованный появлению старого друга. – Скоро они придут в себя от побоев и, конечно же, разбегутся, увидев тебя.
- Старый Паук? Рад тебя видеть!
- Я тоже рад тебя видеть и сейчас же спускаюсь к тебе.
Друзья обнялись после долгой разлуки и, казалось, совершенно забыли о крысах, засыпая друг друга вопросами. Пикку Хиили стоял за дверью, прислушиваясь к тому, что происходит в доме.
В доме было тихо.
«Неужели крысы действительно ушли?» - подумал он и заглянул в избу.
- Пикку Хиили! Пикку Хиили!! – заорал таракан, как только голова его спасителя показалась в дверном проеме. Он знал, что друг не бросит его в беде, что только Пикку Хиили сможет вызволить его из пут старого Паука.
- Кто это там кричит? – поинтересовался Парамон, всматриваясь в черноту паучьего угла.
- Один бездельник, - неохотно ответил Паук.
- Но он зовет на помощь Пикку Хиили. Что вообще здесь происходит? – ничего не понимал Парамон.
- Ничего особенного, - попытался уйти от неприятной темы старый Паук. Ему не хотелось рассказывать коту о таракане. Есть дела и поважнее, а таракан пусть повисит. Никуда он не денется.
Но тут подошел Пикку Хиили.
- Уважаемый Паук, вы опять связали моего товарища. Что на этот раз он натворил?
Ничего не поделаешь. Старому Пауку пришлось рассказать о поведении Конопатого и, что он вынужден был наказать неисправимого лентяя.
- Может быть, ты его все-таки отпустишь? Под честное слово? – засомневался кот Парамон.
- Да, мы все его попросим, чтобы он впредь был осмотрительнее и не рвал чужие сети, - подхватил Пикку Хиили. Ему было неловко за товарища, но, как настоящий друг, он готов был взять часть вины на себя и даже, если нужно, попросить прощения вместо Конопатого.
- Мне все равно. Пусть катится на все четыре стороны, - уступил Паук. – Но прежде пусть поклянется, что не будет болтаться, где не следует!
- Конопатый! Ты слышишь? – крикнул Пикку Хиили.
Конечно, Конопатый, тихо висевший под потолком, внимательно прислушивался к тому, о чем говорили внизу и, как только он понял, что от него требуется, тут же заорал, что было силы:
- Честное тараканье!! Клянусь своими усами. Я больше не буду!
- Отлично, - обрадовался Парамон благополучному исходу дела. – А теперь все за работу.
Кот знал, что пока крысы не опасны, их нужно обезвредить, то есть связать до того, как они придут в себя. Чем друзья и занялись незамедлительно. Кстати оказались и веревки, которые Парамон захватил с собой. Их как раз хватило, чтобы связать крысам не только лапы, но и пасти, особенно опасные из-за острых зубов.
- Куда бы их перетащить, чтобы они своим видом не портили нам настроение? – спросил Парамон, когда все было закончено.
- Я знаю, - сказал Пикку Хиили. – В амбаре им самое подходящее место.
- Превосходно!
Но что случилось с Конопатым?
При слове «амбар» он подпрыгнул, словно его укусила крыса, и бросился к выходу.
- Стой! – закричал Парамон и, если бы на его щеках не было шерсти, то все бы заметили, как он побледнел. – Вернись сейчас же!!
Но Конопатый уже скрылся за дверью, а через секунду оттуда донесся какой-то странный щелчок.
Пикку Хиили схватился руками за голову. Он видел, как Парамон перед тем, как ворваться в дом, расставил в сенях и на крыльце свои капканы для того, чтобы крысы не смогли далеко удрать. Разве он мог предположить, что Конопатый именно сейчас вспомнит о картошке, за которой они ходили в амбар.
О, бедный, бедный Конопатый!
Пикку Хиили казнил себя за то, что не предупредил друга вовремя, что не смог его остановить. Все произошло так мгновенно, что даже кот Парамон с его молниеносной реакцией и хваткой охотника не смог ничего сделать.
Один старый Паук, кажется, ничего не понимал. Он смотрел то на кота, то на Пикку Хиили, то на дверь, за которой скрылся таракан и все качал головой. Висел бы Конопатый под потолком – никому бы не пришлось так волноваться.
Он догадался, глядя на друзей, что произошло что-то нехорошее и, чтобы окончательно развеять свои сомнения, подошел к двери и выглянул наружу.
Таракан сидел возле капкана. Живой, но страшно перепуганный. Рядом валялись длинные обрубленные усы.

* * *

- Парамон, живи у нас, - предложил Пикку Хиили коту, когда тот собрался в обратный путь.
- В самом деле, - поддержал его старый Паук. – Охота тебе сидеть на чердаке, когда и словом не с кем перекинуться. Тоска, да и только. Оставайся у нас!
Кота не пришлось долго уговаривать. Он согласился.
Переселившись, Парамон не оставил своей привычки читать. В свободное от охоты время он сидел на печи и, нацепив на нос кругленькие очки, читал. Начинал он всегда с заголовка газеты, а заканчивал погодой «на завтра». Это его тоже интересовало, хотя газеты были старые и сводки погоды ни о чем не говорили. Но, тем не менее, кот Парамон их читал и пытался припомнить, так ли это было на самом деле.
По вечерам он читал вслух. Пикку Хиили, Конопатый и старый Паук слушали его и вместе с ним возмущались проделками каких-нибудь террористов.
- Безобразие! – обычно восклицал Конопатый, но Паук сердито его прерывал и таракан обиженно замолкал.
В один из таких вечеров Пикку Хиили спросил у Парамона:
- Ты прочитал много газет. О многом узнал. А не знаешь ли ты, почему из нашей деревни уехали люди? Может быть, об этом писали в газетах?
- Об этом не писали.
Кот помолчал. Он не знал, почему уехали люди. Люди делают все по-своему и даже самый грамотный кот не смог бы объяснить их поступков.
- Понятия не имею, - добавил Парамон.
- А что здесь не понятного, - у Конопатого имелась своя точка зрения по любому вопросу. – В городах, наверное, лучше кормят. И работать не надо!
- Работать надо везде, - вмешался Паук. – Человек без работы пропадет, как в городе, так и в деревне.
- Сразу и пропадет. Я до сих пор не пропал. Ничего со мной и дальше не случится, - не согласился Конопатый.
- Ты таракан, а тараканы, как известно, паразиты, - уточнил Парамон.
- Я паразит?! – удивлялся Конопатый. – Сам ты паразит!
Таракан надул щеки и сердито отвернулся в сторону. Раньше, когда он сердился, то яростно вращал усами. Теперь же, лишившись предмета свое гордости, он надувал щеки и сопел.
- Я имею в виду не тебя, - попытался оправдаться Парамон. – Я про всех тараканов говорю. Просто они так устроены – живут за счет других. Как клопы, комары или мухи…
- Таракан клопу не товарищ, - Конопатый перестал сопеть.
- Да, не товарищ, - согласился Парамон, - но тоже паразит.
- Что? Опять!! – Конопатый засопел с новой силой и от переполнившей его обиды забрался на потолок, откуда уже не слез до самого утра.
Друзья, посидев немного молча, стали устраиваться на ночлег.
Пикку Хиили бросил в огонь охапку сухих веток и, глядя на ожившие язычки пламени, задумался. Он думал о людях, которые живут где-то далеко от родных мест и, может быть, иногда вспоминают о своих брошенных домах. И хотя его окружали друзья, с которыми ему было хорошо, он ждал людей и мысленно представлял их возвращение.
Ночь опустилась на деревню и только в окнах одного дома мерцал огонь, маня к себе своим слабым светом.

_____________________________________


Облака, исслезившись, доплакали,
Закатились за горизонт.
Твоих губ, нежных губ ароматами
Наполняю свой утренний сон.
Я тепло твоих рук обнимаю,
Устремленный к тебе всей душой,
Но ты так далеко, дорогая,
И тебя нет сегодня со мной.

Загорелась звезда на небе,
Вторит ей полуночный фонарь.
Я один на большой планете,
Безнадежный художник-бунтарь.
И не будет дождями плакать
Это небо и этот рассвет.
Все уже позади, за нами.
Слез у ангелов больше нет.

Мой знакомый поэт и пьяница
Вновь и вновь мне читает стихи,
В моем доме нашел пристанище
Для своей заблудшей души.
Дочитает и с новым ветром
Побредет в свою темноту,
Озаряя духовным светом
Полуночную пустоту.

Он оставит мне вдохновенье,
Он оставит мне боль и печаль,
И ночное стихотворенье
Унесется куда-то вдаль.
А по небу уже другие
Облака плывут чередой…
Ты мой ангел, моя стихия,
Но тебя нет сегодня со мной.
24 сентября 08


Ну, конечно, я на свадьбе
Водку горькую хлебал.
Так надрался, что не помню,
Как в одних трусах плясал.
У меня стальные нервы,
Тут и к бабке не ходи.
На деревне первый парень!
Да, со скрипом сапоги.

А на утро рассказали…
Пристыдили, как могли.
Похмелиться все же дали.
Чай, родня, а не враги.
Рассказали, как в угаре
Жениха под стол загнал.
На расстроенной гитаре
Неприличности орал.

А потом об холодильник
Бился, с дуру, головой
И кричал, что я насильник.
Как напьюсь, так сам не свой.
Мужики остановили,
И чтоб больше не орал,
Пол-литровку в рот залили.
Я, конечно, замолчал.

Что ж со мной происходило?
И пером не описать.
А невеста говорила,
Что я лез за ней в кровать,
Что, мол, парень я не глупый,
Что опомнился потом,
Что ушел домой разутым,
Но бросался сапогом.

На гостей кидался драться,
На себе рубаху рвал.
Надо ж было так надраться!
Даже к теще приставал!
Ну, ведь знали, что я буйный.
И могли б не наливать,
Но зато теперь в деревне
Будет, что пообсуждать.

Опозорился на славу
Перед всей своей родней.
Даже лошади смеются
Всей конюшней за рекой.
У меня ж стальные нервы!
Смейтесь, смейтесь надо мной.
Я один такой в деревне
Да, к тому же, холостой.
6 августа 2008 г.


Владимир Лукконен

Мгновение.

Наши наступали.
Немцам отступать было некуда. Позади Берлин.
Советский разведчик Максим Исаев-Штирлиц, припомнив детские игры про партизан и беляков, пришил к фуражке красную ленточку.
- Пришью ленточку, чтобы свои же в суматохе не пришили, - рассуждал Штирлиц.
За ним подсматривал Мюллер.
- А Штирлиц хитрец! Решил в одиночку выкрутиться из передряги… , - и, взяв красный бант, приколол его на грудь.
За этим занятием его и застал Шеленберг:
- Что-то я не понял, Мюллер!? Вы либо изменник, либо сошли с ума!!!
- Так будет легче договориться с русскими, группенфюрер, - нашелся Мюллер.
- А что вы пришьете, когда с другой стороны ударят англичане ?
- Не знаю. Надо проследить за Штирлицем. Посмотрим, - что он предпримет.
«Так я и думал! – сообразил Шеленберг. - Штирлиц под колпаком у Мюллера».
- Как только вам станет известно, что там затеет Штирлиц, сразу доложите мне, - приказал Шеленберг и пришил себе на грудь красный бант.

Мюллер следил за Штирлицем.
Время шло. Мгновение уже заканчивалось.
Штирлиц бездействовал.
Действовать решил Мюллер:
- Штирлиц, а что вы будете делать, когда с другой стороны ударят англичане?
Штирлиц выразительно посмотрел на Мюллера:
- Застрелюсь.
- Е-мое! – побледнел Мюллер. – У меня патроны закончились.
И после некоторой паузы:
- Дружище, не уступите ли мне один патрон для моего парабеллума?
- И даже не вздумайте предлагать мне рейхсмарки! Эти дензнаки очень скоро сгодятся только для растопки каминов. А крах империй всегда сопровождался кризисными явлениями, где сама жизнь ничего не стоит, где Рембранд уходит за краюху хлеба, где… .
- Да будет вам, Штирлиц. Рембранта я сейчас вам принесу.
- Только доллары или фунты. Рубли нафиг не нужны… и Рембрант тоже.
«Тоже мне, патриот», - подумал Мюллер, доставая толстую пачку долларов.

У Шеленберга.
- Занимайте очередь, группенфюрер. Штирлиц посоветовал запасаться патронами.
- Решил отстреливаться!? Не зря я всецело доверял ему! Истинный ариец и патриот.
- Нет. Он застрелится в случае угрозы захвата Берлина англичанами.
- А, черт!!! У меня же не осталось ни одного патрона!
- Я же говорил: »Занимайте очередь». Только у Штирлица вы найдете хорошие патроны для парабеллума.
- Почему только у Штирлица? Вы хорошо изучили его досье? Он же русский по вашим сведениям.
- Да, черт его знает…

Штирлиц подбивает бабки. К нему подходит Гитлер:
- Исаев, мне один патрон.
- Закончились патроны.
- Как!?
- Могу предложить опасную бритву, веревку, десятый этаж, отраву ( нашу или отечественную ). Наша дороже, но надежнее. Паленую водку, маринованные грибы, консервы в ассортименте из России. Самурайский меч, наконец.
- Вы негодяй, Штирлиц! Зря я вас крестом наградил!!! Верните его обратно! И дайте мне нашу отраву и русскую водку.

Гитлер плачет в жилетку жене:
- Придется мне, Ева, травиться этой отравой. Штирлиц, собака, зажал патроны. Креста на нем нет!
- Дорогой, ты не против, если мы испытаем это зелье на нашей собаке?
Пес слопал таблетку и с ним стало происходить что-то неописуемое.
Он выл, пел, смеялся, плясал вприсядку и, наконец, забрался в лужу и стал хрюкать, потом - кашлять. Наконец, вконец простыв, околел.
Гитлер и Ева Браун переглянулись и одели марлевые повязки:
- Это же «свиной грипп»!!!
- Штирлица расстрелять!!! Или повесить! – приказал Гитлер и со словами «ну, будем» хлопнул стакан русской водки. Через секунду он скончался.
В этот момент мгновение закончилось и Берлин пал под натиском… китайских войск, неведомо откуда взявшихся.

- Штирлиц, наверняка вы знали, чем закончится эта заваруха. Знали и молчали?
- Мюллер, я не знаю даже того, как называются китайские деньги, но заметил, что в последнее время в Берлине появилось очень много гайстербайтеров и куда-то подевались воробьи.


 
Горевало Горюшко,
Горькое мое
Над родной сторонушкой,
Где мое село.
Над крестом кладбищенским,
Над речной волной,
Над слезою нищенской,
Над самим собой.

Что ж ты, Горе, маешься?
Что ты слезы льешь?
Горькою дорогою
Ты куда идешь?
Лунным светом залиты
Все поля вокруг
И глядишь печально ты,
Горемычный друг.

Горе мое горькое!
Как тебе помочь?
Чтоб смогло ты, Горюшко,
Горе превозмочь.
Спряталась за облаком
Белая луна…
Рассмеялось Горюшко,
Глядя на меня.

Я на то и Горюшко,
Чтобы быть бедой.
Это моя долюшка –
Горевать в запой.
Нежеланным гостем я
По дворам бреду.
Стонет подо мной скамья,
Коли в дом войду.

Лучше мне уж в полюшке
Горе горевать,
Чтоб меня не видели,
Не смогли узнать.
Озарилось полюшко
Лунной белизной.
Горевало Горюшко
Над самим собой.

Февраль 2008 г


Я бы сел на коня
И помчался по полю,
Чтобы ветер в лицо,
Но что б шашка в ножнах.
Не хочу умирать,
Но и жизнь как неволя.
Только Бог мне судья
И Ему все решать.

Я бы сел на коня
И вонзил в него шпоры.
Он, взлетев на дыбы,
Хочет сбросить меня.
Я хочу ускакать,
Не найдя здесь опоры.
Только Бог мне судья
И Ему все решать.

Я бы сел на коня
С черной гривой шелковой.
Позабыв тех, кто сзади
Заметает мой след,
Я б оставил печать
Золоченой подковы.
Только Бог мне судья
И Ему все решать.

Я бы сел на коня
Темной ночью безлунной
И усыпал все небо
Звездной пылью и мгла
Отступила б опять,
Но кажусь я безумным.
Только Бог мне судья
И Ему все решать.

Я бы сел на коня,
Но лошадка гнедая
Вяло глазом ведет…
Где же конь вороной?
И опять, и опять
Мысль приходит такая:
«Бог не даст мне коня,
Ведь Ему все решать».

5 июня 2008 г


Гостем я пришел к тебе,
Ты хотела этого.
А потом исчез во тьме.
Ну и что?
Где моя душа больна
Будет отогретою?
Не поведает о том
Мне никто.

Утро раннее встречал
Не в твоих объятиях.
Целовался я с другой.
Ну и что?
На бедову голову
Сыплются проклятия,
Но иначе поступить
Не могу.

Ходят кони за рекой,
Но они стреножены.
Ни галопом, ни рысцой.
Ну и что?
Я ведь тоже как гнедой,
Путами обложенный.
Не угнаться мне никак
За мечтой.

Я бы вороном взлетел
Над весенней пахотой,
Но стрела меня пронзит.
Ну и что?
Закричит душа моя
Стаей растревоженной
И исчезнет в небесах
Навсегда.

Снова я вернусь к тебе
Полуночным облаком.
Ты не пустишь на порог.
Ну и что?
Ты же знаешь - я летал
Поднебесным соколом.
Улечу опять к другой!
Вот и все.


Всем свободным художникам.

В свое убогое жилище
Я пробираюсь не спеша
И понимаю, что я нищий,
Что денег нету ни гроша.
Ну и зачем мне роскошь мира?
Коль с головою не дружу…
Полузабытая квартира,
Где свой приют я нахожу.
В углу стоит пивная тара –
Мой стратегический запас!
Никто меня не кормит даром…
Она меня спасла не раз.
На табурете кривоногом –
Мой недописанный роман.
Его пишу я слог за слогом,
Быть может, я его продам?
Ну что поделать, если нищий?
Не всем банкирами служить.
В моих карманах ветер свищет,
Но это можно пережить.
И воровать я не умею,
Чужое взять?!! Ни-ни, ни-ни!
Быть может, все ж я преуспею,
Не век сидеть же на мели.
Туман за окнами сгустился…
Наверно, это не к добру.
Какой-то тип в подъезде вился…
Пойду-ка двери я запру.
Да, нет! Наверное, не стоит
Так быстро суд над ним чинить.
Пускай тот тип ко мне заходит,
Нам есть о чем поговорить.
Ну а затем во сне тревожном
Забудусь я в ночной тиши.
Хоть и в убогом, но надежном
Пристанище моей души.

Август 2007 г


Видно, мне всю жизнь так и маяться,
Но с судьбой своей не расстанешься,
И, коль, Бог послал покаяние,
С тем и буду жить до скончания.

У меня в душе боль гнездилася,
А врата небес затворилися
И летит та боль птицей белою
Над землею окаменелою.

Ты прости меня, птица милая,
Но душа моя – небо синее,
Ни объять ее, ни обнять ее
И твоим умом не понять ее.

Я б хотел душой соизмериться
С тем, что есть вокруг, но не верится,
Что земля, изрытая ранами,
Зацветет по весне тюльпанами.

Вы подайте мне руку верную,
Чтоб отвергнул всю эту скверну я,
Чтоб на небе в дыму побоища
Я бы смог спасти хоть кого еще… ,

Может брата, а может друга,
Но чтоб в пору была кольчуга
И над войском святой победою
Пролетит тогда птица белая.

Аппрель 2007 г.


«Ушел из жизни»…- как-то выглядит нелепо.
Как-будто вышел вон из кабака,
В дорогу ничего не взяв при этом.
Ушел однажды и наверняка.

Печальнее всего на этом свете,
Что мы не ведаем конца его пути…
Мы б позвонили, мол, встречайте на рассвете,
Ушел из жизни, должен подойти.

А если он заблудится в дороге?
Устанет, заболеет, не дойдет.
Ведь будучи у жизни на пороге,
Он не сказал, что весточку пришлет.

Задумавшись, мы свечи зажигаем,
Чтоб осветить его неблизкий путь.
Где он теперь? Конечно, мы не знаем
И нам его оттуда не вернуть.

А может, передумает, вернется?
Найдет предлог, мол, что-то позабыл.
Вернется в свой кабак и рассмеется:
- Ребята, я ж над вами пошутил.

Лихая шутка! Только не с похмелья,
Когда еще поминки не прошли.
Лежит топор, как оберег, под дверью
И фотографию его мы сберегли.

Ушел из жизни, не простившись даже,
Но мы то не в обиде - пустяки.
Кому-нибудь из нас потом ты все расскажешь,
Когда кому-то в голову взбредет уйти.

31 марта 2011 г.


В. Лукконену

В эту ночь и уснуть мне нельзя,
Лишь обрывки нечаянных снов.
И куда-то опять подевались друзья,
Хоть и дверь не закрыл на засов.

Лентой тянутся хмурые дни,
Лишь гитары – спасительный круг.
В целом мире с тобой мы остались одни –
Мой любимый, единственный друг.

В эту ночь оборвется струна,
В поле – мертвый оскалится волк.
Или, просто мне хочется выпить вина,
Да никто не дает больше в долг.

И любовь не вернется назад,
В эту сумрачность судного дня,
И уже не возьмут на поруки меня –
Чьи-то руки, и чьи-то глаза.

Лентой тянутся хмурые дни,
Лишь гитары – спасительный круг.
В целом мире с тобой мы остались одни –
Мой любимый, единственный друг.

2007 г.

Владимиру Лукконену

Высотою горной той,
До корней родимою,
«Калевала» Леннрота
Стала для Владимира.
Неба синь и моря синь…
Некуда причалиться.
Илматар рожденный сын
На волне качается.
В небе звезд уже не счесть
И земля, уж вон она.
И на ней посевы есть
Сампсы Пелервойнена.
Вяйно жил, играл и пел
(звери окружением),
Выйдя в море, потерпел
Кораблекрушение.
Ловхи старого спасла,
Хворого и смирного.
И за Сампо отдала
Дочку Илмаринену.
Братцы этой доброте
Дружно похихикали
И, забыв деянья те,
Ее клад похитили.
Остановит всякий взгляд
(встанешь, будто вкопанный),
Ловхи и ее наряд,
Оперенный копьями.
Ценность чтоб вернуть свою,
В бой она бросается…
Сампо гибнет в том бою,
Терпит крах красавица.
О, как много говорит,
И умно, и весело
Лукконена колорит
Этой детской версии.
Лукконен, талант не прячь!
Вновь и вновь мне хочется
Пожелать тебе удач
В живописном творчестве.

6 апреля 2009 г.

Протоколу согласно, поздравили
С неприметным, как-будто, событием.
Ну, и пили, конечно, за здравие,
Говорили «за жизнь» для приличия.
Дорогими крестами увесились
А иконы в углу – безлампадные…
Что ж, вы, темные души, беситесь?
Не насытились властью смрадною?
В чистом поле трава не скошена,
В темном лесе дубы повалены.
По деревне больной, заброшенной
Бродит пес кем-то здесь оставленный.
Пошутили и водки выпили.
Отрезвели – похмельем мучились.
Что там будет? Они предвидели.
Наплевать им, во всяком случае.
Заметелит зима порошею
И укроются снегом здравицы,
Но кому ж с этой тяжкой ношею
Предстоит горевать и маяться?
Ну, уж точно, не вам, болезные,
Чье пристанище одинокое
Поросло травой бесполезною
И дороги туда убогие.
Сбросьте карты и вам привидится
Горемычная Русь-Любавушка.
Для кого-то страна-кормилица,
Для кого-то просто забавушка.
Снова шуткой лицо прикроете,
Усмехнется манкурт презрительно.
А Россия дождем умоется…
В этом мире все относительно.
Пошутили и вновь поздравили.
Крест на грудь… Ну и в ноги, как водится.
Но молитвы другим оставили
Перед ликом Святой Богородицы.


2011 г.

сыну

Ну, вот, присели,
Куплет допели,
Ну, вот, допили
И загрустили.
Такси у подъезда
Печальной невестой
Стоит, ожидает.
Друзья провожают.

Припев:
Легкой пусть покажется дорога.
Посидим с тобой еще немного.
У тебя билет уже в кармане -
Расставанья час не за горами.

Ну, что ж, уезжаешь…
С судьбою играешь.
Ну, что же, дорога -
В глазах тревога.
Мосты и вокзалы,
Чужие причалы.
Поют тебе рельсы
Дорожные песни.

Куда же ты едешь?
И что же там встретишь?
Кого там полюбишь?
О чем позабудешь?
Желаем удачи,
Прощаясь, не плачем.
Закончены речи…
Ну, вообщем, до встречи.


2 июня 2008 г.

Подготовишь уроки с сыном…
Все дела, да дела.
Уже поздно, а дочка Марина
До сих пор не пришла.
Машинально пыль вытрешь с полок
И устало присядешь на стул…
…как же путь твой далек и долог…
Не пришел. Обманул.

У тебя голова забита
Черт те чем. Все дела.
С кофе банка уже открыта,
Ты всю ночь не спала.
Телефоны отключишь снова,
Чтобы он не звонил.
Но обиду простить готова,
И молчать нет уж сил.

Новый день вновь стучит в окошко-
На работу пора.
Накормила поспешно кошку,
Дверь на ключ заперла.
Всюду пробки, трудна дорога,
Но пешком не пойдешь.
Вся в делах, а в душе тревога:
Вдруг опять не придешь.

Как же так? Ты опять простила.
Смотришь с грустью в окно.
Снова сердце свое открыла
Для него одного.
Но не слышно шагов в подъезде,
Хоть уж ночь на дворе.
Может быть, он опять в отъезде?
Как тогда, в феврале.

Зыбкий утренний свет в окошке…
Он тебя разбудил.
И дежурит на кухне кошка,
Телефон зазвонил.
- Ты прости меня, дорогая,
Но к тебе не приду.
Как попроще сказать? Не знаю.
Я другую люблю.


2010 г.

Свадебный танец
Был тихим и сладким.
Свадебный танец
Тонул в аромате
Белой невесты,
Как ранней сирени.
Свадебный танец,
Свадебный танец.

Легкие волны
Фаты белоснежной
Белыми птицами
В небе кружились.
Белая девушка
В белой одежде
В свадебном танце,
В свадебном танце.

Нет лишь лица
У невесты прелестной,
Белые волосы
Ночь обрамляют.
Вальс умолкает
И с призрачным счастьем
Я обручился
В том свадебном танце.

2006 г.

Отчего ж мне так фигово?
Черти кажутся мне снова.
Во дворе мычит корова….
Хочет жрать.
Я бутылку спрятал в бане,
Помню это, как в тумане,
Зря сказал об этом Сане –
Может взять.

Саня парень ненадежный
И характером он сложный
И поэтому тревожно
На душе.
После дикого запоя
Он не дружит с головою
И при этом постоянно
При ноже.

Может быть, сходить к соседу?
У него всегда к обеду,
А особенно по средам
Рыбный суп.
Ну, а к супу, как ведется
Обязательно нальется
И сосед мой заведется
В полный круг.

А потом, как уж бывало,
Дело кончится скандалом
И жена его с фингалом
В полный рост.
Замаячит участковый,
Несмотря на то, что хвелый –
Протокол писать здоровый…
Вот прохвост!

А Соседская Матрена
Мужа своего – Семена,
Как последнего патрона
Берегет.
Несмотря, что им побита,
На меня глядит сердито,
Обзывает паразитом,
Танком прет!

В обезьянник закрывают,
Документы отбирают,
Обвиненье предъявляют.
Фу ты, ну!
А Семенова Матрена,
Попирая все законы,
Все сулит мне нары, зону,
Колыму.

Это значит, чтоб не пил я
И с Семеном не дружил я
И к нему не приходил я целый год!
Ну, и пусть он суп хлебает,
Пивом водку запивает,
По избе жену гоняет,
Даже бьет!

Нафига мне эти страсти?
Все-равно козырной масти
С той колоды, чтоб пропасть мне,
Не видать.
Протоплю я лучше баню,
Позову, конечно, Саню
С ним заначку устаканим –
Благодать!


2009 год

Поэтам и художникам…

Так ведь можно с ума сойти,
Так ведь можно концы отдать!
Я неделями взаперти
И не хочется мне гулять.

Незаправленная постель,
В холодильнике суп прокис…
Вот уж пять или шесть недель
Я в ужасной хандре завис.

Мне б с поэтом сойтись опять,
Пива выпить, поговорить,
Но с поэта того что взять?
Не умеет дружище пить!

Если запил – всему хана!
Муза в ужасе прочь бежит!
Ну, никак не поймет она,
Пиво творчеству не вредит.

На гитаре бы я сыграл,
Но гитары нет уж давно.
Я гитару свою продал.
Да и ладно, мне все-равно.

Хлеба нет, но остался чай.
Ясно, чаем не будешь сыт.
Где-то слышен собачий лай,
В холодильнике суп смердит.

Вылить что ли собакам суп
Заодно и нож прихватить…
Я слыхал, что собаки труп
От барана не отличить.

Я б завел себе кур пяток,
По утрам их пшеном кормил
И конечно бы выждал срок,
А потом сразу всех сварил.

Что ж такое я говорю?
Помутненье опять нашло!
В мыслях я уже кур варю…
Только вот, где мне взять пшено?

Где же Дима? Куда пропал?
У Андрюши, наверно, пьет?
Он мне денег дать обещал.
Даст, конечно, коль не пропьет.

Писем кучу я написал,
Захотелось душу излить.
В банкомате мой номинал
Не выходит. Ну как тут жить?

Напишу-ка я полотно
И продам его штук за пять,
Если стоит оно того,
Если нет, ну тогда за… дцать.

Муза, сволочь, а ну вылезай!
Тишина. Никого здесь нет.
Только слышен собачий лай,
А с площадки запах котлет.


31 декабря 2007

Меню сайта

Форма входа

Категории раздела

.


Издательство ООО "ЖУРЕКС" --- Петрозаводск--- © 2024